На днях бывший телеведущий, а ныне видный политический деятель при должности, что называется, сказанул:
«Наблюдая за протестами вокруг передачи Исаакия, не могу не заметить удивительный парадокс: люди, являющиеся внуками и правнуками тех, кто рушил наши храмы, выскочив из-за черты оседлости с наганом в семнадцатом году, — сегодня их внуки и правнуки, работая в разных других очень уважаемых местах — на радиостанциях, в законодательных собраниях, — продолжают дело своих дедушек и прадедушек».
Это, мягко говоря, экстравагантное высказывание возмутило многих, и возмутило вполне справедливо.
Всегда интересно: на какой минуте яростного спора или кухонной свары у человека на коже выступит ядовитая испарина, а на губах — розовая пена? В какой момент вылезут наружу «жидовские морды», «русские свиньи», «черномазые обезьяны», а также «грязные итальяшки», «хохлы», «косоглазые китаёзы», «чудь белоглазая» и прочая «немчура»?
А это у кого как. У полуграмотной тети Веры, соседки по коммуналке времен моего детства, — минут через десять. У высокопросвещенного депутата, потомка славного рода, — значительно позже. Потому что у него эта вся гадость, неряшливо заваленная неоформленными фрагментами так и не усвоенной цивилизованности, зарыта поглубже. Позже, да — но, увы, все равно неизбежно.
И — что вы, право, — он никогда не опустится до употребления таких дурных слов, как, например, «пархатые». Как можно такое даже предположить? Для выражения той же самой идеи, какой постоянно была вооружена бесхитростная тетя Вера, он, человек просвещенный, прочитавший кое-какие книжки, упомянет о чем-нибудь таком, о чем тетя Вера даже никогда и не слышала. Например, о «черте оседлости». А что, вполне респектабельно.
Многие, очень многие панически боятся современности, которая, как им кажется, резко вышибает шаткую табуретку из-под их ног. И в этом ужасе они хватаются за что попало. За «традиции», за «устои», за поверхностно-косметические признаки религии, за «славную историю», за никем не сформулированные, а потому и особенно соблазнительные «национальные интересы».
Самые и даже не самые простые граждане по любому поводу включают категорию «национального» как универсальный ответ на все непростые вопросы, облегченно оправдывая «национальным» любые тупость и подлость «своих» и с той же мерой убедительности объясняя тем же самым то же самое у «чужих», а точнее, у тех, кого им для простоты картины мира удобно таковыми считать.
Попытка — необычайно живучая в силу своей обезоруживающе соблазнительной простоты — объяснять все явления, события, общественные или художественные процессы современности в первую очередь «национальным» строится прежде всего на столь же устойчивой, сколь и абсолютно не работающей в наши дни аксиоматике. То есть на убежденности в том, что этническое происхождение того или иного действующего лица играет главную роль в причинно-следственных связях его убеждений, высказываний, поступков и намерений.
Эта логика кажется несокрушимой лишь ее носителям. Но рушится она от первого же щелчка.
Логическое построение типа «в правозащитном движении очень много людей с нерусскими фамилиями. Следовательно, правозащитное движение вредно. И прежде всего оно вредно для людей с русскими фамилиями», кажущееся кому-то вершиной логики, ничем не убедительнее, чем построение, так сказать, обратное: «Почему же в таком благородном и необходимом деле, как правозащитное движение, так мало людей с русскими фамилиями при том, что людей с русскими фамилиями в нашей стране большинство? Неужели люди с русскими фамилиями столь равнодушны к своим гражданским правам и свободам?»
Или, допустим, в сетевом издании сообщается что-то о том, что в «завязавшейся драке был убит болельщик „Спартака“». Ну, сообщение и сообщение. Для кого-то оно теряется в ряду прочих сообщений такого рода — к насилию, увы, общество привыкло. Кому-то все же хочется подробностей: как это произошло, где, сколько человек участвовало в драке, почему вовремя не вмешалась полиция и так далее.
Но некоторым и вовсе не надо никаких подробностей, потому что их картина мира ясна и прозрачна. А поэтому буквально в одном из первых же комментариев к этой новости вы непременно прочтете что-нибудь вроде того, что «сколько же можно безнаказанно убивать русских ребят». И это, заметьте, при том, что нигде не сказано, что убитый был именно русским, а не, допустим, татарином или латышом, а убийца был, напротив, не русский, а, допустим, эфиоп или португалец.
Важно понять, что объекты ненависти — вторичны. А первична — сама ненависть. А объектами ее становится все то, что ближе лежит. То «гей-парады», то пресловутые «оскорбители религиозных чувств». Но ближе всего оказывается, будь он неладен, все тот же «национальный вопрос».
Без ненависти в тех или иных проявлениях обойтись едва ли удастся. Но пусть это будет ненависть не столько к носителям зла — в большинстве случаев они не ведают, что творят, — а к самому злу: к фашизму во всех его проявлениях, к бесчеловечности, к логике и психологии стада и стаи, к автоматической готовности унизить другого и унизиться самому.
Будем честны хотя бы перед самими собой: все это есть и в нас самих. За очень редким исключением — в каждом из нас. Все зависит лишь от глубины залегания. Вот это-то и следует по-настоящему ненавидеть.
Источник:
inliberty. 25.01.2017,
