27.09.2017 | Колонка / Общество

Никакая идеология

Единая идеология всегда претендует на единообразие стиля. Но история показывает, что эта безумная претензия рано или поздно рушится под мощным напором жизни

В государстве, которое называется Российской Федерацией и гражданами которого мы являемся, существует, как ни странно, Конституция. И что с того, что в наши дни вспоминают о ней все реже и реже? А если кто и вспоминает, то в основном это «иностранные агенты» и прочая «пятая колонна». Между тем она существует, и этот факт никем не отрицается.

И в этом документе есть важная статья, которая звучит коротко, но вполне определенно: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной».

Она есть, эта статья. Ее пока никто не отменил, хотя таковые настойчивые пожелания звучат все чаще и все громче.

На днях писатель и бывший политзаключенный Лев Тимофеев написал текст обращения, в котором в том числе квалифицировал инициативы по отмене этой статьи как попытку государственного переворота. Он предложил коллегам — писателям, журналистам и всем прочим ответственным гражданам — подписать это обращение. Многие подписали. Подписал и я.

То, что установление единой и обязательной для всех идеологии стало бы безусловным признаком тоталитарного государства и, соответственно, общества, — это понятно и в особых доказательствах не нуждается. И совсем даже не обязательно воображать себе, как именно будет сформулирована эта самая «идеология», какими бы светлыми и радужными тонами она ни была выкрашена.

Обязательные для всех и каждого светлые идеалы, ведущие к счастью всех народов, уже были, и ничем хорошим, как мы знаем, это не закончилось.

Это все понятно. Непонятно только, зачем им это нужно. Многие важные статьи из этого полузабытого документа и без того отменяются явочным порядком и без всяких громоздких законодательных телодвижений. Зачем, например, отменять статью про «отсутствие цензуры» или про «светское государство», если можно сочинить законы про «борьбу с экстремизмом» и про «чувства верующих»?

Что же касается «идеологии» — то где они ее возьмут, эту самую идеологию, при наличии вопиющего, звенящего, как пустое ведро, идейного вакуума? Как они ее сформулируют, эту самую идеологию, чтобы над ними не потешался весь мир? Какие там будут ключевые слова и понятия? Патриотизм, что ли?

Но всем, кто в принципе придает хоть какие-нибудь значения словам и их сочетаниям, хорошо известно, что патриотизм не может быть идеологией, потому что патриотизм — это всего лишь такое чувство. Которое либо есть, либо его нет. Законодательно принуждать граждан к тем или иным чувствам — это и правда что-то новенькое.

У советских людей, как известно, тоже номинально существовали обязательные для коллективного переживания чувства, думы и чаяния. Но даже коммунистам не приходило в голову ввести уголовную статью за оскорбление «чувства глубокого удовлетворения».

Коммунистическая идеология, пусть и формально, базировалась все же на некоторых образцах европейской социальной и экономической мысли. У марксизма-ленинизма все же были какие-то «три источника, три составных части», которые вдалбливались во всех учебных заведениях. Все же там были разные Гегели и Фейербахи. И были, что главное, некий пусть и совершенно фантастический образ «светлого будущего» и, для симметрии, не менее исковерканный образ «проклятого прошлого».

А эти-то, нынешние, что могут придумать? Какую такую идеологию? Она, впрочем, уже придумывается, она лепится из бесформенных кусков державной спеси, бабушкиных сказок, старинных суеверий, самопальных мифов и легенд.

И, конечно же, из вечных, как хронический насморк, разговоров об «особом пути».

При полном, доказанном трудным, мучительным, кровавым историческим опытом отсутствии такого пути поиски эти продолжаются и при каждой попытке претворить их в социальную, политическую, экономическую практику всякий раз затаскивают огромную страну в непроходимое болото.

Это самое болото в разные годы называли то построением коммунизма, то особой миссией России, то еще как-нибудь.

Получается все время так, что особый путь заключается в том, чтобы из пункта А в пункт Б перемещаться не по шоссе, а по вязкой и топкой обочине, теряя по дороге колеса и прочие запчасти.

Характерно, что сами глашатаи «особого пути» предпочитают передвигаться все же по хорошему шоссе и на автомобилях, придуманных и сделанных в пределах той цивилизации, с которой «нам не по пути».

Словом, в болоте должны сидеть другие, не они.

Жизнь неузнаваемо меняется. А ржавый, застрявший по дороге к вечному музейному покою бронепоезд все стоит и стоит на заброшенном, поросшем пыльными лопухами особом пути.

Так что любая идеология, которую они на сегодняшний день способны придумать как государственную и обязательную, будет именно что «никакая».

Впрочем, любая идеология, тем более государственная, в каких бы терминах и категориях она ни была сформулирована, — это исключительно вредное понятие. Особенно в современном мире, умеющем усваивать и учитывать горький и страшный опыт прошедшего века.

В самом этом слове уже заложен репрессивный потенциал. До сих пор не забываются такие зловещие формулы из прошлого века, как «идеологически вредный» или «идеологическая диверсия».

И она, идеология, не существует сама по себе. Она явлена нам в виде стиля. Социального стиля, стиля взаимоотношений между гражданами и государством, стиля официальной риторики и пропаганды, стиля музыки, живописи, скульптуры, кино и литературы, стиля танцев, стиля повседневной речи, стиля одежды, наконец.

А никогда не угасавшее сопротивление «единой идеологии» осуществлялось прежде всего посредством стиля. Недаром же тех послевоенных молодых людей, которые осмеливались «не так» выглядеть, слушать «не ту» музыку, читать «не те» книжки и танцевать «не те» танцы, называли стилягами.

Идеологическая борьба — это не только пропагандистское клише. Она, эта борьба, действительно существовала и никогда не утихала. Но это не была борьба между различными идеологиями — это была борьба с идеологией вообще. Это была борьба между «единственной идеологией» и идейным, а стало быть, стилистическим многообразием.

Единая идеология всегда претендует на единообразие стиля. Но история показывает, что эта безумная претензия рано или поздно рушится под мощным напором жизни. Так было, так есть и так будет. И ни черта у них, конечно же, не получится.

Повторю еще раз эту самую конституционную статью: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Не может. И даже не потому, что так пока еще записано в главном государственном документе. А потому что просто не может. Особенно если она никакая.