29.06.2017 | Нешкольная история

«Я не верила, что буду жить…». Часть 2

угнанные в Германию

Автор: Татьяна Трашкова. На момент написания работы ученица 10 класса школы №7, г. Великие Луки, Псковская область. Научный руководитель Ирина Алексеевна Мамедова. 3-я премия XII Всероссийского конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал

На мой вопрос о том, как прабабушка узнала о начале войны, она рассказала, что в этот день в колхозе велись обычные сезонные работы. О том, что началась война, узнали от председателя сельсовета. Он объезжал рабочие бригады на полях и сообщал страшную весть. Женщины плакали. Бросив работу, народ собрался у сельсовета, чтобы послушать у репродуктора сообщения из Москвы.  Но никто не думал, что война продлится так долго, а тем более, что немецкие сапоги вскоре будут топтать землю родной деревни.

Началась мобилизация. Ушел добровольцем и отец моей прабабушки, оставив семью без кормильца. Ей в то время было 17 лет, а старшему брату всего 13.

В июле за деревней появились два бункера-бомбоубежища. Их вырыли молодые ребята-комсомольцы. Рыли они их добровольно, чтобы женщины и дети могли там прятаться от бомбежек.

А уже августе 1941, во время работы на уборке сена, рабочие увидели колонну мотоциклистов. Это были  немецкие  части. Проехав деревню, они направились в Насву, где развернули свой штаб. Завидев немцев, люди, работавшие на полях, разбежались по домам. Все готовились к худшему. Было решено колхозных коров и телят отогнать в леса на дальние пастбища, чтобы не достались немцам. Деревня жила в большом  страхе. Все были наслышаны о зверствах фашистов. Периодически немецкие солдаты на мотоциклах делали выезды в деревню за продуктами. Все боялись за свою жизнь, а особенно за жизнь детей. Ради развлечения немецкие солдаты любили пострелять кур. Я спрашивала несколько раз у прабабушки, не отбирали ли немцы личное имущество? Ответ всегда был отрицательный.

Однажды несколько  девушек и парней из  села решили уйти в партизаны, но когда они уже были за деревней, их догнал староста и сказал, что если они не вернутся, их семьи будут расстреляны, а дома сожжены.

По рассказам прабабушки, деревенские жители больше боялись не немцев, а русских партизан, мародерство которых не знало границ. Прабабушка рассказывала, что в деревне  был случай, когда партизаны зарезали одну семью, забрав припасенные на Пасху продукты.

Немцы в деревне не остановились, и в домах у жителей не жили. Так же, как вспоминает прабабушка, немцы не трогали жителей, не отбирали личный скот, а забирали только  колхозную собственность. Жители деревни продолжали выращивать для себя на своих огородах овощи и фрукты.

«Новые хозяева» в деревне назначили старосту, им стал Герасим Богданов – бывший председатель колхоза. Немцы об этом не знали, а местные жители предпочитали молчать. Он должен был следить за порядком, выставлять ночные дозоры, чтобы партизаны не ворвались в деревню.

Если кто-то из местных жителей уходил в лес и пытался связаться с партизанами, староста непременно их отыскивал и приказывал вернуться. В случае неповиновения грозил расправой над семьей. Оказывал староста для немцев, по их же требованию, и такую услугу: отбирал молодых девушек и отсылал их в немецкую баню в Насву. Сопротивляться молодые девушки не могли. Судьба этого человека трагична, в 1946 году Герасим Богданов был казнен, как немецкий пособник. Его сдали властям женщины, которые вернулись из фашистского лагеря. Прабабушка рассказывает, что этот человек не пытался скрываться, прятаться. Видимо, не считал себя виноватым.

Прабабушка вспоминает, что молодежь прятала свои комсомольские билеты. Свой комсомольский билет она зарыла в картошку на колхозном поле – не порвала, а спрятала. Наверное, прабабушка надеялась его потом найти, хотя, я думаю, он вряд ли мог сохраниться в земле.

В апреле 1942 года были составлены списки молодых парней 1923–24 годов рождения, а особенно 1922 года, тех, кого не успели призвать в армию. Им сказали, что они поедут в Германию, чтобы привезти лошадей. Всем было приказано явиться с комплектом сменного белья на вокзал в Насву. Молодые люди были из близлежащих деревень: Заречье, Чирки, Малахово, Воево, Ровни, Киселевичи. Их провожали родные и близкие с плачем и молитвами. Домой никто из них не вернулся и дальнейшая их судьба неизвестна.

В мае были готовы списки по девушкам 1923–24 годов рождения. Список староста составил очень добросовестно, только «забыл» включить в него двух своих сестер. Девушкам также было приказано явиться на вокзал с вещами, с предупреждением, что вещи красного цвета брать нельзя.

Прабабушка вспоминает, что их погрузили в товарные вагоны-телятники по сорок человек. Вагоны находились под надзором вооруженной охраны. Состав тронулся, и первая большая остановка была в Польше. Прабабушка вспоминает, что все были очень напуганы, боялись неизвестности, пугало расставание с родителями. И не покидало чувство жуткого страха, от которого не хотелось ни есть, ни пить. На каждой остановке будущие узницы замечали, что состав становился всё больше и больше. В Польше их водили строем под вооруженной охраной в баню, а личные вещи были подвергнуты досмотру и отправлены на обработку в дезкамеру. Следующая остановка была конечной.

Германия запомнилась прабабушке красивой, чистой, аккуратной, богатой. Под окнами многих домов стояли автомобили. Девушек привезли в город Любек.

Из интернета я узнала, что дармовую рабочую силу с Востока любекские предприятия использовали вовсю, ведь мужское трудоспособное население воевало. Поэтому цеха военных заводов, фабрик, мастерских заполнялись молодыми и здоровыми юношами и девушками, мужчинами и женщинами, каждый день прибывавшими специальными транспортами, в большинстве своем с Востока. В основном в Германию угоняли молодежь в возрасте от 15 до 30 лет. Называется различное количество «принудительных рабочих» – от 8 до 10 миллионов. Только из Украины их было вывезено около 2,5 миллионов.

А в Любеке до сих пор сохранились и работают, хотя не все 86, но многие предприятия, использовавшие подневольный труд. Это «Dornier», «Luftgansa», «IG-Farbenindustrie», «Drоgerwerk», «Flender Werft», «Schwartauer Werke» и многие другие, производившие в то время продукцию для нужд вермахта. На них было занято тогда около 20 тысяч иностранных гражданских лиц и военнопленных.

В то время  на территории Любека находилось несколько лагерей: трудовой женский, в котором находилась прабабушка, лагерь для военнопленных  и концентрационный лагерь.

Лагерь, в который попала прабабушка, находился на окраине города. Территория его была окружена бетонной стеной с колючей проволокой, у входа стояла вооруженная охрана. Узниц расселяли по баракам, в соответствии с национальностью: русские (около 700 человек), полячки, латышки, украинки. У каждой национальности была униформа определенного цвета. Русские носили одежду в крупную сине-белую клетку. Им выдали фланелевые платья с длинным рукавом, на которых на груди и на плече была нашивка со словом «OST», что в переводе означает «восток». Эти платья носились как рабочая форма, менялись только тогда, когда сносятся. Бараки были разделены на комнаты, в комнате находилось по 16 человек. Кровати были двухъярусные, на каждой лежал соломенный матрас. Всем выдали постельное белье. Раз в 10 дней, после бани, комендант менял грязное белье.

Продолжение следует

4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде