Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

09.07.2015 | Нешкольная история

«Зачем ты, война, наше детство украла?»

Рассказ свидетелей войны

публикация:

Стенгазета


Автор: Елизавета Ампилогова. На момент написания работы ученица 9 класса, школа № 2 г. Няндома, Архангельская область. Научный руководитель Татьяна Михайловна Костикова. 2-я премия XVI Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал

…Моя прабабушка Нина Ивановна Ерёминская рассказала мне историю своей жизни. Она родилась за девять лет до войны. То есть детство её пришлось на трудные военные и послевоенные годы. Задумывалась ли я об этом раньше? Пожалуй, нет. Слишком далекой казалась мне Великая Отечественная война. Но рассказ прабабушки заставил меня многое переосмыслить. Оказывается, не настолько далека та война, раз рядом с нами живут люди, которые могут об этом рассказать.

Благодаря прабабушке, мне захотелось встретиться и с другими людьми – свидетелями войны, заставшими 1940-е годы детьми. За каждым рассказом судьба человека, потерявшего детство. Поэтому свою работу я хочу назвать так: «Зачем ты, война, наше детство украла?»

Жизнь до войны.

А жизнь была совсем хорошая

Все мои собеседники родились и выросли в деревнях, сёлах или на станциях. Но, несмотря на то, что населённые пункты находились в разных областях, все рассказы объединяет мысль о том, что до войны жизнь была весьма неплохой.

Моя прабабушка Нина Ивановна Ерёминская рассказала, что отец, Иван Дмитриевич, работал ветеринаром. Его, как смышлёного и способного, направили от колхоза в Архангельское училище, где он выучился и получил очень нужную для колхоза и всей округи специальность. Отец работал ветеринаром до самой войны, обслуживал всю Шалгу (это несколько малых деревень) и соседнее Рягово. Ветеринар пользовался очень большим спросом. Ни днём, ни ночью не было ему покоя.
«В домашнем хозяйстве держали овец, кур, корову. Но раз в год обязательно надо было сдать государству налог: мясо, молоко, яйца, масло, шерсть. Приходил специальный человек и всё забирал.

Конечно, у каждой семьи был свой огород. На своем огороде в основном сеяли ячмень, пшеницу, горох. Для детей сеяли горох. Лакомство такое. Пекли гороховые лепешки. Сами мололи и сами пекли. Обычное дело! Родителей даже не просили.

До войны жизнь в деревне была сносная. Магазины появились, да и с продуктами стало хорошо. Материю всякую продавали, целыми рулонами папа покупал. Все радовались, что все есть в магазине. Но денег, конечно, ни у кого не было, но у отца-то деньги были. Он хоть и в колхозе работал, но ему деньги выплачивали. А мама в колхозе за трудодни работала. А на них ничего не купишь».

«Отец был плотником, − рассказывает Галина Дмитриевна Задорина, родившаяся в Вельском районе Архангельской области. - И вот, как только время наступает, когда папа приходил с работы, мы бежали его встречать. Такие радостные встречали его. Он приходил и приносил нам гостинцы всегда. То арбуз несет, то халвы, то конфет, то еще что-нибудь. Еще мне запомнился Новый год. Накупил он подарков, спрятал все под елочку и идет нас будить. Мы, радостные, бежим и замечаем подарки под елкой. Радости сколько! А после папы елок уже не было. Когда началась Финская война, его взяли на фронт, и он там погиб. Мама потом через кого-то узнала, что его прошила автоматная очередь и разорвала на куски».

Макарова Екатерина Яковлевна родилась в посёлке Осинки Владимирской области. Вот её рассказ: «У нас был свой дом. Дом был справный, до войны отец с помощью родственника покрыл крышу дранкой. Папа у нас был бригадиром в колхозе. До войны мы неплохо жили. Папа, бывало, поедет в Москву, привезет нам ботиночков, ситца. Мама сама нашьет нам платьев. У нас с Марусей были одинаковые платья».

Как видно из приведённых фактов, люди в деревне и на селе жили в своих домах. Дома строились отцами, дедами для себя, для своей семьи, поэтому были просторными, добротными. Мои собеседники чаще называют их «справными». Но следует отметить и то, что ничего сильно хорошего в жизни людей не было.
Товар в магазинах был, но купить его могли только те, кто трудился не в колхозе, а имел какую-либо профессию (ветеринар, плотник, пчеловод и др.) или занимал должность в колхозе

Есть у войны печальный день начальный

Весть о начале войны заставала людей по-разному.

Прабабушка помнит, что дома радио не было, но в правлении была тарелка, поэтому все новости узнавали через правление. «Председатель колхоза услышал о начале войны по радио. А люди уже узнали от него. Взрослые понимали, что пришла беда. Бабы голосили. Отцу почти сразу пришла повестка. Его и других мужиков повезли в Каргополь. Мама всю ночь не спала. У нас в деревне кузница была, так она все возле неё сидела, ждала, вдруг вернутся. Почти вся деревня ушла на войну, все мужики, только старики и остались. А отец воевал, два раза ранен был, лежал в госпитале».

Макарова Е.Я.(1931 г.р.) вспоминает: «О начале войны мы услышали на улице, все плакали. А мы не понимали, почему все плачут, что за война. Ни телевизора, ни телефона не было, потом уже по радио прозвучало сообщение.

Через месяц после начала войны отцу принесли повестку на фронт. Я помню, как отца провожали. Мама уехала с Марусей, со старшей сестрой, провожать отца до района.

Мы, маленькие, не понимали, конечно, что такое война, а мама переживала страшно. Это уж я потом понимать стала, почему она так страшно выла по вечерам во дворе. Выйдет на улицу с фонарем корову доить и плачет, причитает: «Дорогой ты мой, товарищ Яшенькааа, на кого же ты меня оставииил с маленькими деточкамиии…» Как по покойнику убивается. А мы, ребятишки, выбежим на крыльцо и слушаем. От маминых причитаний и нам страшно было, но как-то Бог помог, всех уберёг».
«Когда началась война, − рассказывает Г.Т. Щипков (1932 г.р.) мы ничего не понимали, были еще маленькие. Но потом очень быстро всё поняли. Потому что пришел голод, пришёл холод. Нечего было надеть, обуть. Ни еды, ничего не было. Так что наше детство было босое и безрадостное».

По данной информации можно судить о том, что люди узнали о начале войны практически сразу. Трудно судить, насколько ожидаема была война, так как мои респонденты в войну были слишком малы, чтобы правильно судить об этом. Но все они запомнили, что это известие было страшным. Слёзы, причитания жён, матерей, а вслед за этим не заставившие себя ждать повестки были тому подтверждением.

Жизнь в тылу во время войны.

Как и чем питались в войну

Смирнова Г.Н. (1933г.р.) вспоминает: «В домашнем хозяйстве у нас были две козы и курицы. Мяса у нас, конечно, не бывало. Но в праздник случалось и мясо. Мы выращивали картошку, морковку, лук. Поскольку жилое помещение у нас было большое, половину дома мама сдавала, за это нам перепадала лишняя копейка, чему мы, конечно, были рады. Наша постоянная еда в войну – это оладьи. На зиму мы старались сделать запасы. Всегда у нас была бочка клюквы, брусники, бочка грибов, капусты. Мама нас, детей, отправляла в лес пасти козу, а мы ж, маленькие, козу к ёлке привяжем, а сами пойдем гулять и искать вкусные ягоды. Мы собирали много красного клевера, мама его сушила и пекла с ним лепешки. Получалось очень вкусно».

Из рассказа прабабушки Ерёминской Н.И (1932 г.р.): «И в войну также работали. Но тут уж на трудодни вообще ничего не выпадало. Не до них было. Детей, как рабочую силу, наравне со старшими выводили на поля. Что, дети будут бездельничать? Нет, надо работать. А тем более еще в войну, когда такие строгие законы были. Нам говорили: «Дети, потерпите. Надо работать».
У нас, у маленьких, даже были книжки (половинка тетради), там трудодни нам ставили, вели учёт. Записывали дату, когда производилась работа и сколько трудодней заработано, а в конце года подсчитывали, сколько за эти трудодни можно выплатить зерна, например. Но сначала нужно было рассчитаться с государством. Чаще всего после этого расчёта за трудодни колхозникам дать было нечего...»

А Екатерина Яковлевна Макарова (1931 г.р.) жила в Горьковской области. «Когда папа ушёл на войну, мама стала работать свинаркой на ферме. Нам удалось продержаться всю войну. Мы ничего не выкидывали, даже кишки. Я кишки-то любила, мама их вымоет, с картошкой натушит в русской печи. Так вкусно было. Нам картошку выдавали в колхозе, и свой огород был. Пшеницу у нас не сеяли, а сеяли рожь, лен. Рожь сеяли под зиму. Когда все подморозит, тогда на этих полях пасли коров.

На рынке продавали буквально всё: пшено, яйца, масло, муку, мясо. И я ходила на рынок торговать.15 километров босиком ходила. Когда до города дойдем, обуваемся. Туфельки были брезентовые. Мы сажей их намажем, чтобы они черные были. Мы на рынке побудем, товар продадим, потом опять идем обратно босиком. Несмотря на то, что мы дети, продукты у нас покупали. За день мы, босые, проходили 30 километров. Все ноги были отбиты. Женщины учили: «Доченька, милая, вот придешь домой, на крапивушку пописай и постой на ней». Я так и делала, крапива у нас росла за хлевом».

Очень часто на столе была картошка, квашеная капуста и солёные грибы. Щукина М.Н. (1933 г.р.) рассказывает: «Картошки чугун поставят на стол, капусту, рыжики (огурцы тогда не выращивали). Выращивали брюкву, из неё иногда варили рассол вместо супа, а на вечер делали лакомство: брюквы в чугунок положат, добавят немного воды и поставят на ночь в печку, а утром брюква становится коричневой и сладкой, вот её с хлебом наедимся, то, что останется, положим ее на противень и снова в печку. Наутро мама достаёт паренку, она была детям вместо конфет». Вот такие радости были у наших бабушек в детстве.

Война учёбе не помеха

Удивительно, но во время войны учебные занятия в школе продолжились повсеместно.

Задорина Г.Д вспоминает: «В школу-то мы как ходили! Целых восемь километров по железной дороге. Идём, поезд идет, а нам надо сворачивать в сторону, а снегу - выше колен. А потом мы что придумали, один километр проедем на поезде. Там такой подъем есть, и поезд тихо-тихо двигается. Сядем в тамбур какой-нибудь и едем. Как только поезд начинает набирать скорость, мы прыгаем. Так хорошо, что прыгали удачно. Зимой-то в снег, а без снега таких шишек наколачивали! А ходило нас четверо.
Зимой идем в школу в сорок градусов мороза, придём, а на школе висит красный флаг, значит, уроков нет, отменили. И мы обратно идем. Мама, бывало, как пойду я в школу, натолкает мне в рукавицу горячей картошки и говорит: «Ну давай, хоть руки не замерзнут, пока идешь. А остынет, так съешь картошку». У нас ведь там ни столовой, ничего не было. Чаем даже не поили.

Так мы вот восемь километров идем, пять уроков отсидим, да обратно домой надо идти. А домой приходили в четыре, в пятом. И вот полтора часа было на дорогу до школы и обратно так же. А в школе же нужно было быть к девяти.

Осенью мы не по линии ходили, а по дороге. Там такая дорога была, возили в поселок по ней на лошади хлеб да продукты. Так мы идем и ягоды по дороге рвём да едим, и грибов наберем. Уроки-то некогда было делать, приходили поздно. Тогда дали нам интернат. Так мы сами готовили еду, шестой-седьмой класс. Техничка воды приносила и дров, печку топила, а дальше, девушки, что хотите, то и варите. И кто что из дому принесет: картошки, грибов, капусты - все готовили сами. А в интернат нужно было за реку ходить. Когда на лодке перевезут, когда по льду сами идем. Я один раз, помню, воды же много на реке, сапожки у меня короткие были, а за нами шел знакомый, высокий паренёк, и в высоких сапогах. И я попросила, чтоб он перенес меня через реку, а у меня еще буханка хлеба была. Ну, вот он меня подсадил на спину и понес, а на берегу девчонки стоят и кричат: «Жених невесту несет!».

Всё для фронта! Всё для победы!

Несмотря на то, что опрошенные мною респонденты жили в тылу, всем им доводилось оказывать помощь фронту. И они выполняли эту работу, желая приблизить час победы. Прабабушка вспоминает, что с началом войны жизнь круто изменилась. Все, что заготавливалось, отправлялось на фронт. «Мы зимой картошку чистили, нарезали (вот как чипсы сейчас продают), выкладывали на большие противни, и мама картошку в печке сушила. Целыми мешками картофель этот отправляли. А весной да летом, когда крапива подрастала, охапками её рвали. Большие горы натаскивали! А рвали-то голыми ручонками! Крапиву сушили и в правление сдавали. Не давали нормы, а все старались как можно больше сдать. Пока сырую рвёшь, её много, а высушишь, так ничего и не остаётся. А всё равно целыми мешками отправляли на фронт. Там витамины, а они нужны солдатам. От самочувствия солдат зависела и победа».
Мама Смирнова Юрия Михайловича, вместе с другими деревенскими женщинами заготавливали лес, а потом грузили и отправляли его на фронт. «В зимнее время каждому дому было задание заготовить лес по 30-40 кубометров. Если не сдал, значит, ты враг народа».

А.М.Жукова (1924г.р.) вспоминает: «Осенью 1941 года нас направили на оборонительные работы в Грязовецкий район. Сказали, что на две недели. Мы зимнего ничего с собой не брали, а пробыли там семь месяцев. Копали противотанковые рвы по пять метров в глубину и все вручную, специальной техники не было. Много людей тогда умерло от голода и холода. Мороз, помню, был 42 градуса, а паек был по маленькому кусочку хлеба и кружке манки на семь человек. Поэтому когда нас отпустили домой, я не стала даже поезда ждать, 40 километров до Вологды пешком шла. Там по пути увидела огромный штабель. Подумала, что шпалы, а это были умершие на оборонных работах люди. Домой вернулась с помороженными ступнями и настолько исхудавшая, что даже не могла ходить. Думала, отъемся у мамы, а у нас на постое 60 солдат. Они остановились по дороге в Каргополь. Так что поправляться мне было нечем».

А Новикову О.В. в начале войны отправляют на оборонные работы на Карельский фронт. Работали там в основном девушки да женщины. Места работы: лесные делянки и аэродром. «Когда нас направляли на фронт, говорили, что ненадолго, мы и одежды теплой не брали. Из дома уезжали, у меня на ногах только полуботиночки брезентовые были. Затем наступила осень, за ней пришла зима, - вспоминает Олимпиада Васильевна. - Там рядом колония была, и чтобы мы не замерзли, нам одежду и валенки колонистов давали. Валенки все большого размера были…»

Голос войны

Жить, не думая о войне, было невозможно. Она постоянно давала о себе знать. Письма, похоронки, далёкие звуки канонады, летающие в небе самолёты…

Галина Дмитриевна Задорина рассказывает:
«А война не заставила себя ждать, и тогда людей начали эвакуировать (осень 1941 года). Или на Урал, или в Сибирь, этого я уже не помню. На Урал, скорее всего. И сказали: «Даем срок двадцать четыре часа, чтоб все были готовы». С собой можно взять багаж пять килограмм на человека. Ну а что мама могла взять? Двое маленьких детей.

Она в чемодан собрала кое-какую нашу одежду. Посадили нас в теплушки, сейчас так коров перевозят, наверно. Такие деревянные вагоны, а в них нары были сделаны и печка – буржуйка для обогрева. И столько нас там было! Всё женщины с детьми, полный вагон. А из мужчин один старенький дедушка. Приехали мы сначала в Кемь, остановились, а стояли везде долго на остановках. И вдруг над составом самолеты залетали. «Тревога! Тревога!» А мама отошла в столовую, купить нам пирожков каких-нибудь. Выходит она из столовой, и тут как ударит бомба по этой столовой! Разнесло всё в клочки. Начали бомбить. Женщины запричитали: «Ой, куда-то надо бежать. Прятаться! Детей прятать!» А старичок встал у двери и говорит: «Я вас никуда не выпущу! Если сейчас побежите, то вас немцы на низком полете сразу всех расстреляют! Лучше здесь сидеть. Ждать, когда кончится тревога». Страху мы натерпелись… Но, это было только начало пути».

Жительницы Няндомы вспоминают о том, как они выступали перед ранеными в госпиталях. С госпиталем связана одна история. «Я и письма писала раненым, - рассказывает Анна Александровна. – Как-то один мужчина с забинтованным лицом попросил написать своей жене куда-то в Сибирь. Диктует: «Я работаю в госпитале, Вашего мужа привезли к нам в госпиталь в Няндому вчера вечером. У него было сильное ранение. Сегодня утром он уже был мёртвый. Похоронили его на нашем кладбище. Так что домой не ждите». Сказал, чтобы я сразу отправила это письмо. Я конверт запечатала, а сама думаю: «Не отправлю». От моего папы никаких вестей, как такое посылать, вдруг и нам тоже так про папу напишут. Дома письмо маме показала. Она спрашивает: «Неужто будешь посылать?». Отвечаю: «Мама, я не дура. Я была в пионерах, должна только правдой жить». Села и написала той женщине своё письмо: «Пишет Вам Аня. Я не работаю в госпитале, хожу песни им пою, веселю солдат. Ваш муж живой и здоровый, диктовал мне такую глупость. А я пионерка, пионеры не должны лгать. Я пишу Вам правду. У него завязано лицо, руки целы, про ноги не знаю, они были под одеялом. Почему он такую глупость заставил написать, не знаю. Ложу Вам его диктовку, это письмо и свой адрес». Мужчина тот спросил: «Отправила письмо?». Говорю: «Конечно, отправила». А соседи его по палате на меня с жалостью смотрят, думают, что я глупая и маленькая.
Прошло дней 20. Прихожу в госпиталь. Мужчина этот живой, у него уже бинты сняли, на лице видны царапины. Смотрю, а возле него женщина в белом халате. Подходит ко мне: «Это и есть Нюра маленькая?». Я оторопела. Отвечаю: «Да, я». Она меня обняла, целует и говорит: «Золотая ты, Нюра маленькая. Не зря ты написала, что пионеркой была, и врать нельзя. Я за мужем приехала. Сегодня ночью уезжаем. Все документы уже готовы».

Победа у наших стояла дверей…

Самым долгожданным для всех переживших войну людей был день Победы.

«О победе мы услышали в школе. Учителя объявили. И мы из-за парт выскочили и домой побежали.. А нас никто и не останавливал. Радости-то сколько было! Все прыгают, друг друга поздравляют, смеются. Наконец-то война кончилась, все!» – рассказывает моя прабабушка (Ерёминская Н.И.)

Сохранила в памяти это событие и М.Н. Щукина: «9 мая 1945 года утром мы пришли в школу, техничка открыла класс, а печка углём вся была исписана сверху донизу: «Ура ! Победа ! Гитлеру капут!» И учителя, и ученики стали обниматься друг с другом, радоваться. Это было огромное счастье для всех, кто пережил войну!»

После войны

Жизнь людей после победы не стала лучше. Разрушенной стране требовалось время на восстановление. А люди, измученные войной, вынуждены были испытывать новые трудности. Вот что они рассказывают о послевоенном периоде.

Галина Никифоровна Смирнова считает послевоенные годы самыми трудными. «Когда карточки отменили, за хлебом были большие очереди. По карточкам нам выдавали хлеб (на детей давали по 500 граммов), этого было мало.

Когда я чуток повзрослела, мама сказала, что ей нас всех не потянуть, надо учить младших. Мне было семнадцать лет, а я выглядела как ребенок. Приду на работу устраиваться, а мне говорят, что детей не берут, а я объясняю: какой же я ребенок, мне уже 17 лет. Потом мне всё-таки повезло. Я пришла в леспромхоз, меня взяли печатать на машинке. Плохо жили после войны, тяжело, в магазин придешь, а покупать нечего. Обувь носили по очереди.

Постепенно жизнь стала налаживаться. В магазинах стало кое-что появляться. Помню, был сахар колотый и пиленный. В магазине стояла голова такая конусом, фиолетовая, в бумагу завернутая, эти головы раскалывали и кусками продавали. Сахар такой, что аж искрился весь!
Мне так сильно хотелось сладкого! Когда я получила первую зарплату, то не удержалась и купила 100 гр конфет. Пока шла до дома, все съела. Велика ли моя получка? Получала-то я 270 рублей».

Щипков Геннадий Трофимович также утверждает, что после войны было даже хуже, чем в войну. Особенно в 1947-м году. «Это был очень голодный год. Когда карточную систему отменили, а люди страшно голодали».

Прабабушка (Ерёминская Н.И.) вспоминает: «Все старались, работали. А вот что интересно, и меня до сих пор это удивляет, ведь все работали бесплатно, а себя не жалели.

Но жизнь сразу не наладилась. Я ещё, когда училась в педучилище, получала карточки, на них отпускали 500 грамм хлеба. Хлеб был как кирпич. Хлеб мы до столовой не доносили, на уроках и съедали. Голодно. Сядем за стол уроки готовить и думаем, чтоб нам хоть буханка хлеба на стол упала».

Проведённое нами исследование значительно расширило мои представления о детстве, выпавшем на годы войны. Посмотрев на пережитое глазами очевидца, я по-другому воспринимаю информацию о войне. Детям пришлось испытать не меньше, а даже больше, чем взрослым. Голод, холод, тяжёлая работа и постоянный страх. До сих пор мне почему-то казалось, что дети в силу своего возраста не могли понимать, что идёт война. Однако теперь я знаю, что это не так. Война не щадит никого и оставляет страшные следы и в детских душах.









Рекомендованные материалы


Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 2

Алатырские дети шефствовали над ранеными. Помогали фронтовикам, многие из которых были малограмотны, писать письма, читали им вслух, устраивали самодеятельные концерты. Для нужд госпиталей учащиеся собирали пузырьки, мелкую посуду, ветошь.

Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 1

Приезжим помогала не только школьная администрация, но и учащиеся: собирали теплые вещи, обувь, школьные принадлежности, книги. Но, судя по протоколам педсоветов, отношение между местными и эвакуированными школьниками не всегда было безоблачным.