АВТОРЫ: Дарья Гальцова, Софья Караборчева, Илья Новиков – на момент написания работы учащиеся 8-10-х классов школы с. Новый Курлак, Воронежская область. Научный руководитель Николай Александрович Макаров. 2-я премия ХIII Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал
Окончание
Софья Караборчева
«Привет с ГСВГ!» (Германская Демократическая Республика)
«Привет с ГСВГ!
Здравствуй, Галя!
С огромным приветом и массой самых наилучших пожеланий к тебе Валера, с города Галле. В первых строках своего письма хочу пожелать тебе всего самого наилучшего в твоей молодой, ярко-цветущей жизни. Погода у нас стоит неважная, идут дожди. Писать больше нечего, да и времени особо нет. На этом буду заканчивать свое письмо.
5.11.86 г. Валера. ГСВГ».
ГСВГ – это Группа советских войск в Германии. Там служил мой папа, Валерий Иванович Караборчев. Это его письмо к моей маме. Мой папа гордится, что ему довелось служить два года в Германии, он искренне считает, что принес большую пользу Родине, очень расширил свой кругозор, обогатил мировоззрение.
Но подробнее о службе папы я расскажу позднее, вначале – о Василии Федоровиче Веретине, который, к сожалению, недавно ушел из жизни.
Советские войска сразу же после окончания Второй мировой войны заняли свою, восточную, зону оккупации в Германии. Части стояли буквально в каждом городке.
Василий Федорович служил в армии целых семь лет. Он сказал, что эта мера была предпринята руководством, чтобы компенсировать огромные человеческие потери во время войны. Шесть из семи лет В. Ф. Веретин служил в ГДР, в 1950–1956 годы.
Однако и за это короткое время в стране, которая подвергалась сокрушительным бомбардировкам и была сильно разрушена, навели порядок. Василий Федорович отметил, как и все, кто когда-либо бывал в Германии, необыкновенную чистоту: «Там никто никогда не бросит мусора мимо урны».
Он (В. Ф. Веретин) был первым, от кого я услышала, что до последнего момента он не знал про отправку за границу. То есть это держалось втайне от солдат, им сообщали об этом внезапно. Василий Федорович, когда я с ним разговаривала, был уже тяжело болен, но всё же с теплотой вспоминал годы службы. Он рассказал, что сумел привезти из-за границы много красивых вещей, каких в Моховом в то время не было: два баяна, немецкую одежду для своей будущей жены.
Я пришла к выводу, что жизнь в СССР была очень скудной, так как даже баян воспринимался как большое богатство.
С местными жителями, по словам В. Ф. Веретина, удавалось находить общий язык. Немцы чувствовали свою вину за войну и с пониманием относились к тому, что на их территории находятся войска другого государства, которое победило фашизм. К тому же в ГДР стали строить социализм по типу СССР. Повсюду висели лозунги: «ГДР и СССР – навеки вместе». Этот век продлился около сорока лет, но в 1950-е годы казалось, что это действительно навсегда.
Так казалось и моему папе, хотя он служил в ГДР уже на закате социализма, в 1985–1987 гг. Но точно так же, как и В. Ф. Веретин, папа до последней секунды не знал, куда попадет служить. Из района их (призывников) привезли в Воронеж на так называемый пересыльной пункт. Ему сообщили лишь, что он в команде «20-А». Что это такое, папа не мог расшифровать, и никто ему не объяснял. Время от времени появлялись «покупатели» – так называли представителей из военных частей, где требовалось пополнение. Когда папа говорил, что он в команде «20-А», то покупатели от него буквально шарахались. А потом их (всех из команды 20-А) посадили в самолет и отправили в Харьков, а оттуда в Москву. В Москве снова самолет. Летели ночью, так как всё держали в секрете. Папа начал смутно догадываться, что тут что-то не то. Только когда подлетали к месту, объявили, что предстоит служить в Германии.
Я спросила у папы о том, была ли в армии дедовщина, то есть неуставные отношения, и он откровенно сказал, что вначале она просто процветала. Одежду (чистую), в которой прибывал новобранец, у него сразу же отбирали. Папе тоже, как он выразился, «начистили морду», потребовали отдать зубную пасту, тетради, авторучки, потом украли ремень.
В газетах и учебниках того времени писали, что межнациональных проблем в СССР не существует, что все национальные вопросы давно решены. Но в армии, даже за границей, эти проблемы чувствовались на каждом шагу.
В самом начале службы ему пришлось постоять за себя. Его завели в кубрик (так называли комнату, где выдавали разные вещи – одежду, сигареты и т. п.) чеченец, два белоруса, узбек и казах и стали «воспитывать». Конечно, противостоять пятерым одному не под силу, но всё же папа, несмотря на синяки, сумел дать достойный отпор. Кто-то прошипел ему: «Придешь из карантина – вешайся».
Вообще, в роте верх держали чеченцы, а «гоняли» русских, башкир, молдаван. То есть никакой идиллии в межнациональных отношениях не было.
В качестве примера дедовщины папа привел обряд перевода. В армии срок службы (два года) делился на разные этапы, которые очень странно назывались. Например, дух, слон, черпак – первый год службы, когда было особенно трудно. Переводили, например, в «черпаки»: солдат забирался на перевернутый стул (то есть на тонкие ножки) руками и ногами, и его били сзади.
Офицеры не вмешивались в отношения солдат. Они находились в части только днем, ночью же, в основном, и творился беспредел. То есть офицерам было выгодно, что поддерживался «порядок».
Я ужасаюсь такой жестокости. Папа сказал, что ему удалось прекратить эту варварскую церемонию перевода. Но, скорее всего, потом она возобновилась.
Папу выбрали комсоргом роты. Комсорг – это комсомольский организатор, то есть часть политического руководства, ведь комсомол был молодежным отделом правящей коммунистической партии. Потом получил и повышение в служебной должности: стал замкомвзвода и заместителем старшины роты. Он получал в месяц 60 марок ГДР.
Простому солдату полагалось 25 марок, ефрейтору – 28 марок, сержанту – 50 марок. Это не слишком большие деньги. Папа сказал, что марки менялись к советскому рублю в соотношение 1 к 3,2, то есть 60 марок – это приблизительно 19 рублей. Эти деньги чаще всего отбирали дембеля. Но всё-таки солдаты каким-то образом пытались откладывать, чтобы купить подарки родственникам. У папы – большая семья (кроме него, две сестры и четыре брата). Он каждому купил какую-то вещь. Моя мама сказала, что они тогда еще не были парой, только переписывались. Она очень завидовала сестрам папы, когда видела, какую косметику он им привез.
Папа смог использовать свое положение комсорга для того, чтобы поучаствовать во многих экскурсиях по городам ГДР. Вот только в Берлине папа не был. Незабываемым для папы стало посещение бывшего фашистского концлагеря Бухенвальд, который расположен вблизи города Веймар.
А вот в увольнение за границей ходить было нельзя, поэтому чтобы что-то увидеть, приходилось бегать в так называемую самоволку, т. е. отлучаться из части без разрешения начальства. «Всем, кто служил в армии, известно, что солдат – самый голодный человек на планете, – сказал папа. – Вот я как-то выбрал момент и решил сбегать в самоволку. У меня было несколько пфенежек , я решил зайти в кафе. Там было всего навалом, просто глаза разбегались. В Советском Союзе такого изобилия я никогда не видел. Я заказал себе бутерброды, мороженое и чай, но когда подошел к кассе расплачиваться, то оказалось, что у меня хватило денег только на один чай. С того времени я понял, что нашему брату солдату нечего делать в кафе, приходилось довольствоваться солдатской столовой».
Да и на самом деле, солдатам нельзя было выйти за территорию части. И папа, служа в городе Галле, практически его не знал. Он расположен на большой реке Заале, а папа ни разу не видел реки, не помнит ее, потому что их часть стояла на окраине, в районе Галле-Нойштадт.
Местное население относилось к советским солдатам по-разному, кто-то гостеприимно, кто-то с презрением. Уже не было того почтения, которое было сразу после окончания Второй мировой войны. Для этого были причины, потому что советские военные порой вели себя очень грубо и бесцеремонно. Особенно возмущало местное население то, что наносился огромный ущерб окружающей среде, потому что советские люди по-другому не могли с ней обращаться, они так привыкли. А Германия, как думает папа, – самая чистая страна в мире.
У моего отца есть замечательный дембельский альбом, который постоянно напоминает ему о службе в армии. Этот альбом знаком мне с детства. Я очень люблю перелистывать его. Мне нравится, как он сделан. Он обернут в красную бархатную бумагу с орнаментом. На форзаце нарисован целый армейский эпизод: машина ЗИЛ выезжает из ворот КПП. Внизу написано: два года по дорогам DDR.
Папа очень тщательно делал этот альбом. На фотографиях, во-первых, его ближайшие родственники, то есть браться и сестры. Во время его службы у него рождались племянники и племянницы, братья женились, сестры выходили замуж, и все эти моменты отображены в альбоме. Эти фото присылали ему из дома. Такие снимки делались в основном в торжественной обстановке в ателье. Но есть и другие, любительские фото.
Вот папа принимает присягу. Позади – большой бюст Ленина. На лозунге, расположенном справа от Ленина, можно прочитать: «Партия армию нашу взрастила. В верности партии – армии сила».
А вот фотография, сделанная в Ленинской комнате. Папа сказал, что это было что-то вроде святилища. На стенах здесь висели огромные портреты лидеров государства, причем, когда служил папа, эти лидеры часто менялись. То есть он-то ушел служить, когда страну возглавил М. С. Горбачев, а до этого руководители очень часто умирали – Брежнев, Черненко, Андропов. Но они все висели в Ленинской комнате. Кроме того, были развешаны разные политические плакаты и информация. На одном из стендов я прочитала: «Итоги социалистического соревнования». Однако солдаты, снятые здесь (папины друзья), как-то не слишком чувствуют ответственность за то, что находятся в «святая святых». Кажется, их совсем не интересуют итоги социалистического соревнования.
Еще один интересный лист-вставка. На нем цифры, так много значащие для советского солдата: «2 года, 24 месяца, 730 дней, 104 недели, 17 520 часов, 1 051 200 минут, 63 072 000 секунд в сапогах».
На самой последней странице – коллаж из открыток с видами разных городов ГДР, в том числе и Берлина, где он никогда не был.
В свободное от работы время я прошу папу, чтобы он рассказал мне о своей службе и прокомментировал дембельский альбом. Он никогда не отказывает. Мы с ним садимся рядом, и тогда он начинает мне рассказывать о своих солдатских буднях. У него загораются глаза, будто он снова становится юным, он вспоминает своих сослуживцев, офицеров и всё то, что связано со службой за границей.
Папа подвел такой итог: «Я был очень рад, что меня послали служить в Германию, так как я посмотрел другую страну, совершенно других людей, поглядел на достопримечательности, даже чуть-чуть научился разговаривать по-немецки».
Совсем недавно папе позвонил его сослуживец, который нашел его телефон в социальной сети ВКонтакте. Как же был счастлив папа – прямо как ребенок! Этот сослуживец (его зовут Григорием) живет в Молдове. Он до сих пор помнит, как папа как-то заступился за него, защитил от дембелей.
Я очень горжусь своим папой и рада, что он служил за границей и посмотрел мир. С другой стороны, он служил в армии, которая должна была занимать территорию чужой страны.
Дарья Гальцова
Тоже про ГСВГ
Из моего села Старый Курлак многие служили в ГСВГ, но мне удалось побеседовать с двумя односельчанами.
Николай Александрович Кочедыков (служил в 1983–1985 гг.) сразу же сказал, что он давным-давно, с юности, мечтал служить за границей. Как и в других случаях, солдатам ничего об этом не сказали. Их переправили в Калининград и выдали новое обмундирование. Среди прочего и юфтевые сапоги, полушерстяное белье. Юфтевые – значит, из чистой кожи, тогда как в Советском Союзе солдаты довольствовались кирзовыми, которые были очень неудобными и с непривычки новобранцы растирали ноги до кровавых мозолей. Такое обмундирование должно было продемонстрировать, что у советских солдат – всё самое лучшее.
Николай Александрович сказал, что как только увидел юфтевые сапоги, сразу смекнул, что повезут за границу. Он очень обрадовался.
Я сделала вывод, что в Советском Союзе многое скрывалось и что люди должны были догадываться по каким-то моментам, что их ожидает.
Николаю Александровичу повезло еще и в том, что он служил в Берлине – городе, закрытом для других советских военнослужащих. Он попал в Берлинскую гвардейскую бригаду ордена Богдана Хмельницкого II степени. Был командиром танка. Их часть выполняла еще послевоенные договоренности между странами-победительницами. Например, в ее обязанности входила охрана тюрьмы-крепости Шпандау, где содержался нацистский преступник Рудольф Гесс. Солдаты четырех стран охраняли его по очереди. Существовал целый ритуал: англичан меняли русские, русских – американцы. Николай Александрович слышал по рассказам других, что Гесс якобы говорил: «Как увижу советского солдата – дрожь берет».
Кроме того, из их части возили смену караула в Западный Берлин, за знаменитую стену, чтобы охранять в парке Тиргартен памятник советскому солдату.
Вообще, жизнь в тогдашней ГДР была неплохой. У власти долгое время находился Эрих Хонеккер. Тогда ГДР называли «витриной социализма». Я прочитала, что наибольшую экономическую помощь СССР оказывал именно ГДР, чтобы показать: при социализме можно жить. И всё-таки, как сделал вывод мой собеседник, все люди в ГДР смотрели в сторону ФРГ, где жилось намного лучше.
Местное население относилось к советским войскам, можно сказать, с пониманием, то есть они считали, что должны терпеть их присутствие из-за фашизма. Но, конечно, ощущалась и настороженность. Николай Александрович помнит, например, такой случай. Они возвращались с учений в сопровождении ВАИ (военная автоинспекция). Почему-то колонна остановилась. По улице шли родители с детьми. Ребятишки кинулись к танку. Солдаты посадили их на танк, включили для них приборы на «инерцию». Дети радовались, крутили всё, лазали везде. А родители со страхом наблюдали из-за угла: не обидят ли их?
Еще Николай Александрович рассказал о таком забавном случае. Их бригаду послали на две недели на учения. Ехали ночью, впереди был мост, построенный как-то зигзагом. В итоге водитель танка поехал по нему не вдоль, а поперек, и танк перевернулся в реку. В этом танке везли материалы из Ленинской комнаты (их возили даже на учения). Подбежавший генерал спросил: «Жертвы есть?» – «Нет», – ответили ему. На танк он махнул рукой. Лозунги, плакаты, портреты Ленина, руководителей СССР поплыли дальше по реке.
Вообще, Николай Александрович любит вспоминать службу в армии. Благодаря ей, он посмотрел мир. В последние полгода он стал получать 84 марки ГДР. Товары в «витрине социализма» были несравнимы с теми, что продавались в СССР, можно было приобрести одежду европейской моды (например, джинсы-«варёнки»). При случае можно было даже позвонить с почты любимой девушке в Советский Союз всего за 5 марок.
Казармы в Германии были еще из эпохи Гитлера и более ранних времен, отличались добротностью.
В те же самые годы (1983–1985) служил в ГДР и Валерий Александрович Коновалов. Он числился в топографических войсках геодезистом, но что это такое, он не знает до сих пор, потому что два года прокрутил баранку военного автомобиля. Ему пригодилось то, что еще до армии он выучился на шофера.
Часть Валерия Александровича дислоцировалась в пограничном с Польшей городе Франкфурте-на-Одере, но он исколесил почти всю ГДР, от Ростока до Эрфурта. Своими глазами видел Берлинскую стену. Но даже и в мыслях у него не возникало оказаться по другую сторону стены.
Валерий Александрович (это приходится повторять каждый раз) не знал до последней секунды, что судьба занесет его в Германию. Сначала из Воронежа их отправили почему-то в Тамбов, искупали в бане, переодели. А в самолете он услышал голос стюардессы: «Высота полета 10 тысяч метров, за бортом минус 50, летим в ГДР». Когда он прилетел и сошел на землю, то испугался: «Господи! Куда же я попал?» Потом была пересылка во Франкфурт, в часть. Служил недалеко от знаменитых Зееловских высот.
От ГДР у Валерия Александровича остались самые замечательные впечатления. И с местными жителями никаких инцидентов не случалось. Были, конечно, недоразумения, без них в жизни не обойдешься. Вот однажды солдат-водитель въехал прямо в дом одной немки-старушки, кое-что разрушил. Но она даже не устроила скандала, только взяла плату за ущерб. Тогда сослуживцы проявили солидарность, устроили складчину и тем самым помогли тому водителю. А вообще-то, даже не зная языка, с простыми гражданами ГДР всегда можно было договориться – жестами. Они с удовольствием покупали бензин, и для водителя это был неплохой приработок.
Однажды во время поездки в Дрезден машину Коновалова за какое-то нарушение была остановлена ВАИ. Экипаж задержали, сдали в комендатуру. Валерия Александровича посадили с другом в разные помещения, причем холодные. Был февраль месяц. Сутки солдаты сидели полураздетые, без еды. В окнах не было стекол, снег падал прямо на волосы.
Я была поражена таким бесчеловечным отношением к солдатам. Придраться к автомобилисту всегда можно, но я уверена: Валерий Александрович не мог совершить ничего, за что можно так наказать. Хотя сейчас он об этом рассказывает с улыбкой, но чувствуется, что это событие оставило след в его душе.
Довелось ему побывать в Потсдаме, и майор сводил их в парк дворца Сан-Суси. Красота там неописуемая: золоченые статуи, фонтаны, беседки. Майор сказал: «Смотрите, ребята, больше вы такого нигде не увидите». Он оказался прав.
А как-то в рамках укрепления дружбы с немецкими рабочими солдат их части пригласили на дискотеку железнодорожники. Начальники долго обсуждали кандидатуры тех, кто пойдет, потом долго инструктировали «избранных», чтобы вели себя скромно. Их одели в парадную форму, которую они почти никогда не носили. Всё это происходило в красивом Доме культуры. Были накрыты столики, на которых стояли фрукты и пиво. За каждым столом сидело по три немца и по три советских солдата. Понимали друг друга плохо, но атмосфера царила всё равно комфортная. Некоторые солдаты как-то умудрились заказать спиртного, так что некоторых пришлось потом почти что выносить.
Валерий Александрович мечтал сходить в отпуск, и мечта его сбылась. Однако вышла незадача. Дело в том, что отпуск ему дали за две недели до увольнения. Его уверили, что возвращаться в часть не надо, что его документы перешлют в районный военкомат, где ему нужно только отметиться. Конечно, он был страшно рад. Весело отгулял отпуск, поехал в военкомат, а там никаких документов не получали. Приехал еще раз, потом еще, а результат тот же. Тогда он не на шутку испугался: в части его могут посчитать дезертиром, судить и отправить в штрафной батальон. В итоге он взял билет на поезд и опять поехал в ГДР. Когда же прибыл туда, то выяснилось, что его уже сняли с довольствия, ему негде было спать, и еда на него не была рассчитана. Начальство бранилось, но всё-таки похвалило за патриотизм.
Когда Валерий Александрович покидал ГДР навсегда, то даже прослезился. Сейчас он время от времени встречается с бывшим сослуживцем, живущим недалеко от Воронежа: «бойцы вспоминают минувшие дни».
Илья Новиков
Польша
Еще одной страной, где размещались советские войска, была Польша. Я узнал, что СГВ (Северная группа войск) была создана в Силезии и Померании – бывших провинциях Германии, которые по решению Ялтинской конференции (1945 г.) вошли в состав Польши. Существовала СГВ вплоть до 1993 года, когда даже уже распался Советский Союз.
И наш односельчанин, с которым я беседовал, служил там как раз в то время, когда рушился социалистический лагерь восточно-европейских стран.
А. А. Л. (это инициалы, полностью имя собеседник просил не указывать) тоже вначале был не слишком разговорчив и откровенен. Он более-менее разговорился, когда мы стали рассматривать его армейский альбом. Но всё равно многого он не сказал. Дело в том, что он служил в ДШБ ГБ – десантно-штурмовой бригаде госбезопасности. По его словам, он давал подписку о том, что в течение 15 лет не будет разглашать того, что с ним происходило и где он был. 15 лет давно прошли, но и сейчас А.А.Л. не хочет раскрывать подробностей службы.
Как и все предыдущие наши собеседники, А. А. Л. не знал, что в итоге попадет за границу. Это было лето 1989 года. В районном военкомате им сказали: «Вы в команде 20-А». Военком добавил: «Ребята, вам повезло». В чем повезло, не объяснили. Потом пришлось ждать 5 суток на пересыльном пункте в Воронеже «покупателя». Там уже началась дедовщина. Дедовщина присутствовала и потом, уже в Польше. Но в Воронеже было всё-таки повольнее, потому что там находились лишь будущие солдаты, так как они еще не приняли присяги. Поэтому они бегали в соседний магазин за водкой и «дурковали».
До места постоянной службы в городе Бялогард А. А. Л. прошел еще множество пересыльных пунктов. Сначала под Москвой, где через трое суток их посадили в поезд. Только по виду польских пограничников и их характерному произношению («пше-пше») все поняли, куда их везут.
Потом пришлось поколесить и по Польше. Там тоже были «покупатели», которые выясняли, кто на что способен: у кого есть за плечами прыжки с парашютом, кто имеет разряд по лыжам и т. д.
Так и попал А. А. Л. в ДШБ ГБ. Еще одно сокращение: ОБМО (отдельный батальон материального обеспечения). И – взвод обеспечения разведроты. У них были погоны темно-синего цвета.
Им сразу же дали почувствовать, где оказались: слова не скажи, в увольнение ни в коем случае.
Обучали как десантников. А. А. Л. на всю жизнь запомнил майора Краснюка: много он выпил у них крови. Конечно, боялись сначала прыжков из самолета. Когда прыгал первый раз, то забыл обо всем на свете и снова почувствовал себя, только когда его рот был полон земли.
Но десантники не только обучались прыжкам и боевому искусству, часто их отвлекали на разные хозяйственные работы. Негласно их разведбат называли «стройбат за границей».
Польша показалась ему серой и сырой страной. Да и некогда было любоваться природой. «В армии есть одна мечта – поесть и поспать», – признался А. А. Л. Но он отметил, что кормили их в Польше хорошо: всегда была жирная пища и разнообразная зелень.
Оказывается, тогда в Польше котировались советские рубли. А. А. Л. их присылали в конвертах с письмами, предварительно намазав зубной пастой, чтобы на свету невозможно было различить купюры. Иначе конверты вскрывались.
Я всё-таки рискнул спросить, в чем же заключалась их военная задача, и А. А. Л. кое-что рассказал: «Нам ничего не объясняли. Просто объявляли “готовность № 1” и перебрасывали в те точки, которые считались наиболее напряженными».
В апреле–мае 1990 года их перебросили в какой-то лес в Германии, где они находились в течение нескольких недель. Потом дали отбой.
Из Польши часть А. А. Л. вывели весной 1991 года. Тогда уже постепенно стали расформировывать Северную группу войск. Бросали всё: здания, имущество. Офицеры, по словам А. А. Л., «хватали, кто что мог».
Вот так наш герой отслужил в Польше. Сейчас это, может, звучит круто – как же, заграница. Но он оказался там в очень сложное время. Да и вообще – не надо вмешиваться в чужие дела.
Печатается с сокращениями
