АВТОР: Лариса Мартиросян. На момент написания работы — ученица 10 класса ДООЦ № 1, г. Красноярск. Научный руководитель: Ирина Владимировна Купрякова. 3-я премия XIII Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал
Свой покинул сад я в родной стране,
Чуть вздохну, душа вся горит в огне.
Армянская народная поэзия
Идея написать работу о жизни моего прадеда родилась у меня в 2010 году, когда праздновалось 65-летие Победы. Я знала, что он участвовал в той страшной войне, но знаний у меня было очень мало. Чем больше я узнавала, тем больше его история меня захватывала. Я решила поделиться ею с другими людьми. Так родилась работа о судьбе моего прадеда Гриши Галстяна.
Я открываю старую, железную калитку и по узкой тропинке, между цветущих деревьев, иду к дому, который стоит в глубине сада. Я родилась и выросла в Сибири, поэтому дух захватывает от цветущих деревьев: яблони, абрикосы, сливы. В нашей суровой природе никогда не увидишь такой красоты. Мне 13 лет и я приехала в гости к бабушке Гоар, которая живет в бывшей древней столице Армении, в городе Арташате. В древний Арташат меня привезли в первый раз, когда мне было полтора года. Прадед успел увидеть меня, а вот я его совсем не помню. Зато сегодня мы с бабушкой Гоар приехали в гости, в село, где всю жизнь прожил человек, история которого так захватила меня.
Детство
Он родился 10 апреля 1914 года в селе Айгестан в семье крестьян. Скудная почва их участка земли была пригодна лишь для того, чтобы выращивать виноград и фруктовые деревья. Сегодня виноградная лоза, растущая у дома, дотянулась до второго этажа. А деревья, которые посадил прапрадедушка Хачатур, были ещё тонкими саженцами, никто и не думал, что из них получится когда-нибудь пышный сад.
Семья не отличалась достатком, но отец твердо был уверен: дети должны учиться.
Учиться Гриша любил. Особенно ему нравились математика и немецкий язык. В свободное время, как все сельские мальчишки помогал отцу, и с удовольствием возился в саду. Отец был уверен, что Гриша будет продолжать работать на земле, как и его предки, но учитель часто говорил: «У парня светлая голова, ему нужно в город, учиться дальше».
Юность
Учитель не ошибся. После окончания школы Грише сделали неожиданное предложение. Время было трудное, остро не хватало специалистов. Учить детей в отдаленных сельских районах часто было некому. Вот и предложили отличнику Грише стать учителем в глухой, отрезанной от всех деревне. Раздумывал он недолго, и уже вскоре входил в школьный класс. Постепенно молодой учитель завоевал любовь своих учеников и уважение их родителей.
Но никто не знал, что парня привлекает совсем друга профессия. С детства он любил возиться с животными, которые всегда жили в отцовском дворе, как у каждого крестьянина. Он даже пытался их лечить.
Два года учительской работы пролетели незаметно, но мечта о медицине не покидала его. Гриша подал документы в Ереванский медицинский институт на ветеринарное отделение. Летом 1930 года он переезжает в Ереван. 4 месяца учится на ветеринара, но, обдумав еще раз всё, как следует, решает, что лечить людей дело более нужное. Он сдает на «отлично» 3 дополнительных экзамена и становится студентом медицинского института.
К сожалению, материальное положение его семьи было очень трудным, необходимо было помогать отцу и младшим братьям, и после двухлетнего обучения Гриша оставляет учебу. Он возвращается к тому делу, которое уже освоил хорошо. В 1937 году он снова уезжает учительствовать в глухое селение Мармарашен.
Он преподавал математику и физику. Молодого учителя сразу полюбили. Он был энергичным, веселым, большим выдумщиком: то организует праздник, то отправится со своими учениками на экскурсию, то красочно оформит школу. Здесь, в Мармарашене, и застала его война.
Война
Я очень люблю дом моего прадеда. Солнце смотрит здесь сразу во все окна. С балкона второго этажа виден весь бело-розовый цветущий сад. Иногда я приезжаю сюда в конце лета. Нигде не пробовала я таких сладких слив и ароматных абрикосов. Я смотрю на сад и думаю, о том, как часто вспоминал его мой прадед на той страшной войне, на которой он оказался уже 18 сентября 1941 года.
Даже в редких военных треугольничках он рисовал цветущую ветку родного сада. Я удивляюсь разносторонним талантам своего прадеда: он пишет стихи, он рисует, сохраняя традиции армянской национальной живописи. Кто научил этого деревенского мальчика всему этому? Нет ответа. Бабушка уже не помнит.
В доме прадеда мне позволено очень многое, но никогда не позволяли брать без разрешения в руки старую потрепанную книжку – дневник моего прадеда, который прошел с ним войну. Это необычная книжка. С ней он ушел на войну, на ее страницах делал короткие, иногда неразборчивые записи.
Бабушка рассказывала, что книжка уцелела чудом. На фронте было запрещено вести дневники. Как удалось моему прадеду сохранить этот своеобразный документ, остается загадкой по сегодняшний день. Он никогда об этом никому не рассказывал. Многие записи сделаны карандашом, сегодня они плохо читаются, но кое-что, можно разобрать.
«Я работал в Зангибассарском районе, в сельской школе учителем. Оттуда и был призван на фронт. 10 октября мы добрались до города Тбилиси, где меня определили в стрелковый полк № 952. 29 ноября 1941 года мы покинули Тбилиси, и 1 декабря оказались у города Зугдиди. Там были 17 дней, а потом 19 декабря нас перебросили в город Очамчиры. Там мы пробыли до 3 января 1942 года, и в этот же день двинулись вперед. В 14:00 этого же дня я встретил своего отца и брата. 4 января нас перебросили в город Поти, откуда 21 января мы двигались в сторону порта. Ночью нас погрузили на корабли, и мы отплыли в сторону Севастополя».
В истории Отечественной войны трагические дни, связанные с обороной Севастополя, занимают особое место. Я пытаюсь представить себе, какой царил в те дни ад в разрушенном городе, где сражался мой прадед. Он даже успел получить боевые награды за то короткое время, которое ему довелось быть на фронте. Мысленно рисую себе картину: худенький, маленький (рост 158 см) управляется с лошадьми, обезумевшими от грохота снарядов. Ведь он служил в конной и горной артиллерии, ездовым.
Подробно, по датам описывает мой прадед первые месяцы своей военной жизни.
Он воюет, скучает по родному дому. Дальше начинается ад, который во всех учебниках истории зовется Севастопольским сражением. 8 месяцев мой прадед участвует в этой кровавой и в страшной битве.
В старой книжке мы читаем:
«3 июля 1942 года немцы захватили город». Начинается страшная страница жизни моего прадеда. Бабушка горестно вспоминает, что в семье о нем думали часто как о погибшем. Не может быть, чтобы он не написал, если жив. Но и официальной похоронки семья не получала.
Плен
Лето 1942 года было тяжелым испытанием для нашей армии. Сдача Севастополя привела к тому, что тысячи советских солдат попали в плен. Среди них и мой прадед Гриша Галстян. Сначала измученных, голодных, оборванных людей 3-4 дня гнали до Бахчисарая. Оттуда путь военнопленных лежал в Полтаву, а 2 августа 1942 года, замученных и обессилевших, их перегнали в город Херсон. Здесь наступил месяц передышки, если это можно так назвать. Военнопленные работали на полях, но это было не самое тяжелое испытание.
Бабушка Гоар переводит мне блеклые записи, написанные по-армянски на рассыпающихся страницах:
«29 ноября нас повезли в город Николаев в общий лагерь. Нас держали в очень жестоких условиях, кормили раз в 3 дня, давая 50 граммов хлеба из опилок и муки и стакан теплой воды. Тысячи пленных умирали от голода и мук. В один день дали обед из мертвой собаки. Друг шепнул, чтобы я это не ел, и за это его застрелили прямо на моих глазах. 9 марта 1943 года нас перевели в местечко Шепетовка. А через месяц, 9 апреля, отправили в Германию в 326 концлагерь».
В записной книжке прадеда есть стихотворение его друга Ивана «Песня пленных». Парень переделывал по-своему, широко известную в советское время песню «Раскинулось море широко».
Песня Пленных
Раскинулся лагерь широкий
в нем тысяча пленных живут
им жизнь тяжела и сурова
худают болеют и мрут
Товарищ не всилах и наноги
встать у другого в глазах потемнело
и рук не могу я теперь
поднять новряд ли вернус
я додому. Коле уже я скажу что
ты заболел кто может помочь
я незнаю на долго нам выпал
суровый удел я сам как
свечя догораю. Товарищ ты должен напрячь свою силу
хоть раз до сыта поесть тогда
уж ложится в могилу
Смотрика натачке вон
Мертвых везут осталис лиш
шкура да кости костлявой рукой
шлю последний салют
как скот их волят из помостя
Глубокая яма готова для
И маленький крестик сосновым
И плачи родным не будет
для них лиш ветер правит
суровой Напрасна старушка
ждет сина домой ей скажут
они зарыдеят Погиб-он
унемца от жизни худой
ей ветер отом извещает
Конец
(Орфография сохранена)
Путь моего прадеда продолжался дальше в Германии. Здесь он заболел тифом, но как пишет, с божьей помощью выздоровел.
Его перемещают в Фулендорф, а затем в центральный лагерь Оберланд-ам-Ренштайг. В учебнике по истории, в фильмах и книгах я часто читала о страшной судьбе советских военнопленных, но никогда мне не было так жутко, как в те минуты, когда бабушка переводила мне записи моего прадеда. Я словно слышала его голос:
«В лагере давали 75 граммов хлеба в день. Если без разрешения кто выходил во двор, мог лишиться глаз, ушей или носа. Работали на добыче угля 20 часов в день. Как-то раз, когда мы копали ямы, друг дал понять, что конвой стоит над моей головой. Заметив это солдат, ногой толкнул его в эту яму и заставил нас закопать его. Я помню, что меня мучили голод и страх смерти. Удивлен, каким чудом я остался в живых».
В январе 1944 года американцы разбомбили угледобывающий завод, и пленных переместили в город Эссен.
В немецкой семье
В Эссене Гриша решил бежать. 15 дней он и еще один военнопленный прятались в высокой полевой траве, но собаки охраны нашли бежавших. К удивлению прадеда, их не убили, а отправили сначала в город Зост, а затем в центральный лагерь города Аахен. Там их определили на угледобывающий завод «Анна 2» и «Адольф» (так сказано в дневнике прадеда). Охрана лагеря зверствовала: в центре красовалась виселица, а повседневным наказанием были расстрел.
Гриша пишет:
«Как-то, обессилевший я не смог подняться, чтобы идти на работу. Наш конвоир по имени Ганс, схватив пилу, пригрозил отпилить мне руку и даже начал пилить правую. От боли я закричал. На мое счастье рядом был один из немецких инженеров. Он забрал меня в служебную комнату, перебинтовал рану и даже угостил хлебом. Он спросил, кто я по национальности, и я ответил, что армянин. “Завтра тебя вызовут в суд за отказ идти на работу”, – сказал он. Я испугался, что меня расстреляют, но инженер, который оказался поляком, сказал, что я могу ему доверять. Мы говорили по-русски. На следующий день я и Ганс оказались в суде. Ганс уверял, что я еврей. Мне дали армянскую книгу “Ара Гехецики араспелнер” (книга, написанная Ара Гехециком, араспел – стихи).
Я начал читать и судья спросил, правда ли, что автор книги армянин, я ответил утвердительно. Мне все равно не поверили и даже брали для чего-то кровь. В результате меня отпустили. А Ганс отправился на фронт».
Мне не очень понятна суть этой истории, но так написано у прадеда.
А дальше случилось удивительное. Жена немца Ганса на следующий день пришла с детьми в лагерь и стала просить, чтобы к ним отправили этого пленного, из-за которого муж попал на фронт, так как некому работать и кормить семью. Прадед вспоминает, что поехал с ужасом, боясь мести этих людей.
А оказалось, что это его спасение. Несчастная женщина и дети отнеслись к нему по-человечески. Утром он работал в хозяйстве Марии, а вечером возвращался в лагерь. Немецкая семья подкармливала его и даже давала кое-какую одежду. Однажды он услышал, как дети Вике и Михель спорят между собой, так как не могут решить домашнее задание по алгебре. А русский пленный подсказал детям решение задачи, чему они были безмерно рады. С тех пор Гриша стал кем-то вроде домашнего репетитора.
30 июня 1945 года прадед, как и многие военнопленные, был передан советскому командованию. Но еще год он работал в Германии на шахте. А домой вернулся только 18 ноября 1946 года.
Он беспокоится о родных, которым удалось написать, после долгих лет плена, первое письмо. Вот оно:
«Уважаемые и незабываемые родители.
Долгое время вы от меня не получали известий. И вас очень волновала моя жизнь. Любимые родители, я жив и здоров на все 100%. На теле нет никаких ранений. В настоящее время я чувствую себя хорошо. Только и только скучаю по вам. Мои любимые, постаревшие мама джан и папа джан, один вопрос меня волнует на протяжении долгого времени, я переживаю за своих братьев. Я не знаю где они. Если вы знаете, дайте мне знать. Кто-то из них дома или нет? Передайте привет Цоваку и Моцаку, а также моим друзьям. Отец мой, письмо пишу из Германии.
28.07.1945».
После войны
По возвращению домой жизнь не стала счастливой и безоблачной. Известно, каким было отношение советских властей к бывшим военнопленным. Причины, по которым человек попадал в плен, мало принимались в расчет. Сколько судеб, сколько жизней было изуродовано в этом случае. Дело в том, что я не упомянула первоначально, как Гриша Галстян оказался в плену. Нам удалось прочитать об этом в его записной книжке: молодой солдат был оглушен разорвавшимся снарядом. Он пишет, что помнит, как закружилась голова, а дальше провал в памяти. Очнулся уже пленным. Та давняя контузия давала о себе знать на протяжении жизни сильными головными болями.
Прадед вернулся в свое родное село, и в течение десяти лет его жизнь – это была жизнь украдкой. Страх перед лагерями, куда отправляли тех, кто побывал в немецком плену, заставлял его вести себя очень осторожно. Не было постоянной работы, приходилось всё время жить с чувством страха.
Я держу в руках военный билет Гриши Галстяна, выданный военным комиссариатом Арташата 29 марта 1952 года. Страница 11 озаглавлена: «Сведения об участии в Великой Отечественной войне и других войнах», а ниже указано: «не участвовал». В 1952 году факт плена стал причиной для отказа принимать во внимание военное прошлое моего прадеда. Никто не хотел вспомнить страницы его биографии в пылающем Севастополе, который он защищал вместе с другими советскими солдатами.
Но жизнь брала свое. В 1948 году он встретил Вартуш, с которой сыграл свадьбу. Скоро в молодой семье один за другим появились дети: сын Зорик, и дочери Гоар и Шогик.
Через 10 лет судьба, наконец, смилостивилась над прадедом. Он перестал бояться преследований. Отношение власти к тем, кто был в плену, стало постепенно меняться. Люди перестали бояться лагерей. (Но только в 1982 году в его стареньком военном билете появится запись, которая подтверждала его статус участника войны, и он получил удостоверение).
Прадед пришел работать в свою родную школу. Удивительное дело, но учитель-мужчина, отлично знающий математику и физику, стал учителем начальных классов. По словам бабушки Гоар, которая, как и отец, стала педагогом, душа, израненная войной, тянулась к маленьким детям. В родных детях прадеда воплотились его несбывшиеся мечты: одна дочь стала учителем, а другая закончила медицинский институт в Ереване.
Гриша Хачатурович был уже спустя годы награжден орденом Отечественной войны II степени. А в 1992 году случилось удивительное событие. В Ереване в парке Победы к нему однажды бросился иностранный турист, что-то горячо говоря по-немецки. Каково было изумление моего прадеда, когда с огромным трудом он узнал в этом взрослом мужчине немецкого мальчика Михеля, которому когда-то помогал делать задание по алгебре. Может быть, это было своеобразной компенсацией, наградой Грише Хачатуровичу за всё, пережитое на войне.
Об этом горько говорить, но этого требует историческая справедливость. Моего прадеда на той войне судьба хранила только в одном: она уберегла его от лагеря смерти.
В 2004 году Фонд Взаимопонимания и примирения, созданный правительством Германии, начал компенсационные выплаты тем, кто так или иначе пострадал от германского фашизма. Моему прадеду, как и многим бывшим военнопленным, было отказано в такой выплате. Причина указывалась следующая: он не содержался «в нацистских концлагерях, не был вывезен на принудительные работы как гражданское лицо».
Обидно не за то, что не были получены какие-то там выплаты. Обидно другое. Уже 25 ноября 1941 года в ноте Народного комиссариата иностранных дел СССР говорилось: «…захваченные в плен … красноармейцы подвергаются со стороны германского военного командования и германских воинских частей зверским пыткам, истязаниям и убийствам». На Нюрнбергском процессе обвинитель от США Тейлор говорил: «Зверство, совершенное вооруженными силами … третьей империи на Востоке, были такими потрясающе чудовищными, что человеческий разум с трудом может их постичь».
Эти строки и о моем прадеде тоже. Ведь в своей записной книжке Гриша Галстян писал и о голоде, и о смерти. И его пребывание в той немецкой семье, куда он попал, благодаря трагической случайности, можно расценивать как настоящую удачу. А скольким такая удача не выпала!
Но не в деньгах дело, а в памяти. А мой прадед никогда не был забыт. Еще в далеком 1945 году его знаменитая записная книжка пестрела адресами тех, кто стал ему родным не по крови, а по выпавшим на их долю испытаниям.
До конца своей жизни прадед продолжал работать в школе. Самой большой радостью, по словам моей бабушки, был для него сад. Он признавался, что часто на войне видел его во сне и мечтал, как однажды вернется сюда.
Я думаю, что мой прадед не случайно работал с малышами в школе. Как деревья в любимом саду, они подрастали на его глазах, становясь самостоятельными взрослыми людьми. За свою педагогическую деятельность прадед не имел наград, кроме благодарных учеников, которые навещали его до последних дней жизни.
Жив старый сад. Поскрипывают лесенки в доме, который с такой любовью и заботой строил прадед для своих потомков. Живут люди, которые с детства сохранили теплые воспоминания о своем первом учителе. А еще есть я – и моя работа, которую прочитают мои младшие сестрички, когда подрастут. И тоже будут гордиться своим прадедом.
