Автор: Олег Борисов на момент написания работы – ученик 11 класса, Тетюшской средней школы, Республика Татарстан. Научный руководитель: Юрий Владимирович Мышев. Победитель конкурса мини-исследований «На обочине войны» XV Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал.
Мой прадед, Блинников Борис Васильевич, был призван в армию, когда началась Финская война в тридцать девятом году. Служил он сначала в Самаре. Прадед рассказывал: «Повезло тогда мне в первый раз, всю учебную часть отправили на Финский фронт, а нас, пятнадцать человек , оставили обучать молодых. Те ребята, что отправились воевать − никто из них не вернулся живым. Подорвались на минах, кто замёрз, кто сгинул в тайге, многих подстрелили снайперы, как куропаток, воевать тогда по-настоящему ещё не умели».
А перед войной с Германией попал Борис Васильевич служить под Киев. Там и был разгромлен в самом начале Приволжский военный округ. Первый раз с немцами пришлось столкнуться солдатам его части шестого июля сорок первого года в Белгородской области под городом Речица, в пятидесяти километрах от Гомеля. Беларусь июльская сорок первого года навсегда прадеду запомнилась.
Прадед вспоминал: «Отступали мы за Днепр. Город Жлобин три раза из рук в руки переходил. Жестокие бои шли. Немцы отступили на двенадцать километров, наши начали переправлять на тот берег танки. Помню связиста молодого, ему надо было связь наладить, а впереди в окопе – немцы. Бросил туда гранату и дальше разматывать проволоку. Ранили его, а он в зубах зажал два конца проволоки, так и держал, даже когда дышать перестал… Восемьдесят танков переправились через Днепр. Там и остались. Немцы мост взорвали, и обратный путь был отрезан. Комдив в плен попал, а комиссар переплыл Днепр, остался чудом в живых. Заманили тогда нас немцы в ловушку, воевали умело в начале войны. У нас неразбериха была, а часто и полная паника.
Отступали мы, не зная, где немцы. Они быстро продвигались, по три человека на мотоцикле – и вперёд! Крики: «Окружены!», паника, − они загоняли наших, куда хотели».
Эти воспоминания мне тяжело читать. Представляю, что тогда переживал мой прадед и его сослуживцы. Ведь они до войны верили, что мы разгромим врага быстро на его же территории. Наша армия, как им казалось, была лучшей в мире, а с самого начала нашим солдатам пришлось испытать горечь поражений и отступлений. И очень много солдат погибало или попадало в плен. В начале войны 16 августа 1941 г. Сталиным был издан приказ №270, по которому все солдаты, оказавшиеся в плену или в окружении, считались предателями, и их нужно было уничтожать всеми доступными средствами. Семьи солдат и офицеров лишались всяких гражданских прав.
Прадед вспоминал о самом горьком дне в его военной судьбе так: «Поступил приказ − всем на оборону Оржицы. Кроме шофёров. Я повёз комзвода в райцентр. Начальник штаба сжигал документы. Приказал: «Как угодно отступать, продвигаться к городу Лубны, там наши». Пошли ночью через море огня. Ночи были тёмные, хоть глаз коли. Нас в группе подобралось четыре солдата, проползали по десять километров за ночь. Утром нашли ров, скатились в него, надо было отдохнуть, сил нисколько не осталось. С собой был спирт, выпили, чтобы голод преодолеть и холод. Вдруг слышим страшный шум, гвалт в отдалении. Выглянул один из нас, вскрикнул: «Там автоматчики немецкие!» Подошли те к нашему рву, один немец показывает автоматом вверх: вставайте! У меня забрали наган, у ребят винтовки. Тогда ещё винтовки у наших были. Трёхлинейки. Отправили нас в тыл».
В плену
Плен тяжело было пережить. Перегоняли пленных из лагеря в лагерь. В день проходили километров сорок – пятьдесят. Двигались до Кременчуга. Ничем немцы не кормили, давали иногда проса раз в день. В конце октября дошли к вечеру на место. Посадили пленных в какой-то сарай. Утром выгнали, стали отбирать. Прадед вместе с напарником, с которым был знаком ещё по Самаре, вышли к ним, надо было держаться вместе, так было легче выжить. Их оставили, а остальных пленных отправили в Лабазы. Какова была их судьба – неизвестно.
Как жилось в плену можно судить по воспоминаниям ветеранов, которые побывали в плену и сумели выжить. Вот что вспоминает бывший военнопленный ветеран Цветков Иван Павлович:
«До войны работал сельским учителем. Призвали в 1939 году. Я попал в автобат в Прибалтике, обслуживали танки БТ-7, которые находились при автобате. Оттуда перебросили в Западную Белоруссию в город Белосток, в четвёртую танковую дивизию девятой армии. Там и война застала.
Белосток находился в сорока километрах от демаркационной линии, поэтому в начале войны попали в самое пекло. Немцы били со всех сторон. Сверху авиация бомбила, только щепки летели. Началось отступление. Зимой, ещё до войны, я простудился, ноги отнимались, я не смог выйти из окружения. Переходил с хутора на хутор целый год, из леска в лесок. В сорок втором полиция поймала, и отправили нас, молодых тогда парней и девушек в Германию. Эшелон сформировали в Барановичах. В Гродно высадили нас, провели дезинфекцию. В бане холодной водой. Стояли там кадки с пахучей мазью, заставили нас намазаться. Погрузили, повезли дальше мимо Белостока в Чехию. Привезли на заброшенную фабрику, загнали во двор. Отобрали и увели больных. Стали опять вшей жарить. Прошёл слух, что нас повезут на шахты или в помещичьи усадьбы. Женатых должны были отобрать для работы в немецких хозяйствах. Некоторые пары сошлись, чтобы попасть туда. А нас загнали в сарай. Мучили вши. Мы жгли серу, чтобы их выжечь. Одежду всю отобрали, мы были голыми, волосы мазью мазали. Сарай был дощатый. Надо было отмыться, а где? За забором с горы стекал ручей, мы полезли в холодную воду отмываться.
Во дворе фабрики был устроен настоящий рынок рабов, выдавали по черпаку баланды. Построили нас. Открылись ворота, въехали во двор машины с «покупателями». Прибыли они с заводов и поместий. У всех были наряды, набирали по пятнадцать- тридцать человек. За легковыми машинами въехали грузовые. Стоим мы, ждём. Идёт «покупатель», такой с брюшком по рядам: «Дайне наме?» С ним рядом писарь, кое-как по-русски говорит: «Ну, как зватты? Мунде хох» – рот открой, мол, зубы покажи, штаны сними. Осматривали как скотину. Тех, кого отобрали, повезли на станцию. Я попал в группу из пятидесяти человек, которая была доставлена в Австрию, на границу с Югославией в город Грац. Второй город в Австрии, расположенный в красивом месте, среди гор. Два месяца обучали нас на слесарей. Потом отправили в Обершлезию. Это в Восточной Силезии, около ста километров до Кракова. Попали мы на химический комбинат «Фарбениндустри». Таскали рельсы, сверлили отверстия, свинчивали для составов. Водили нас на завод строем. Местные охранники, им было больше пятидесяти пяти лет, вели себя спокойно. Два года прослесарил… Я об этом ещё никому не рассказывал…»
О том, что он был в плену, и что ему пришлось пережить, Иван Павлович не рассказывал никому до самой старости. Ведь те, кто был в плену, считались изменниками. А они радовались победам нашей армии, ждали с нетерпением освобождения, надеясь, что Родина не забыла их, ведь они не были предателями. Когда началось отступление немцев, группа, в которой был Иван Павлович, смогла увезти весь лагерь с комбината. Он вспоминал:
«Немцы отправляли поспешно военнопленных в Германию. Глядим, охранники стали редко меняться, значит, и нас должны были скоро отправить. В соседних лагерях находились поляки и французы. У нас осталась охрана без смены. Ждали, что или лагерь сожгут, или перебьют всех. Начальство смоталось. Еду взяли на учёт старшие, выдавали паёк по карточкам. Потом решили уйти. Взяли паёк с собой – по триста грамм хлеба, по стакану сахара, маргарин и утром пошли в сторону Катовицы.
Прошли всего километров двести. Пришли мы в польский город Чепстохов. Немцы из деревень убегали на подводах со скарбом, было не до нас. Остались только кошки да собаки. Наши продвигались в день до пятидесяти километров. Краков ещё не взяли. Пошли по дороге. Видим, из леса выходит танк. Сначала думали, что немецкий, но потом поняли – наш. Танкисты нас заметили, двинулись к нам. Открылся люк, вылез командир. Спрашивает: «Куда идёте?» Отвечаем: на Глявицы. «Там немцы. Поворачивайте за нами».
Демобилизовался Иван Павлович в Венгрии. Домой приехал третьего февраля сорок шестого. Это он хорошо запомнил. А потом начались проверки. На хорошую работу устроиться было невозможно. Грузил дрова, на Волге бурлачил шесть лет. Возил дрова в организации. А в «Книге Памяти» записано, что он пропал без вести.
А моему прадеду Борису Васильевичу удалось бежать из плена. И не один раз. Он рассказывал:
«Нас оказалось человек сто. Погрузили в вагоны. Там тесно было, можно было только стоять. Поняли мы, что отправляют нас на запад. Ни еды, ни воды не давали. Многие начали умирать. Оставались стоять вместе с живыми. Дышать было трудно, все окна были забиты шинами, решёткой, колючей проволокой. Бабы с улицы бросали в щели свёклу, а я в глубине вагона стоял, до меня не долетала. Приходилось продвигаться миллиметр за миллиметром к окну. Рядом со мной был друг хороший Алексей, мы действовали вдвоём, я крепкий тогда ещё был парень, силёнка кой-какая оставалась. Добрались мы до окна, ловили куски тыквы. Поймал я один, мою руку с куском тут же укусил голодный сосед. Ты знаешь, какой сладкой бывает сырая свёкла и тыква?
Ночью говорю Алексею: «Бежим!». Обмотали руки шинелью, отогнули колючую проволоку. Я первый вылез. Потом помог Алексею. Прячась за вагоны, переползли в конец поезда. Хорошо, что темень была, дождь, грязь. Не любили немцы такую погоду, а нам в радость – ничего не видно. И тишина. Отползли от поезда, видим – вдали лес чернеет. Мы – туда. Жажда страшная мучила, ловили капли дождя, да что толку? Попалась на пути лужа, мы припали к ней, напились, наконец. Вода пахла грязью и мазутом, но нам казалась родниковой.
Слышим в стороне лай собак. Значит, село близко. Подходим к крайней избе, стучим в окно. Нам отвечают: «Нет!» Но в форточку бросили две лепёшки. Куда нам идти было? Забрались мы в их сарай за избой, зарылись в сене. Мокрые были насквозь. Уснули как убитые. Утром нас увидала старуха хозяйка. Позвала в избу. Накормила, а старик её дал нам махорки. Покурили и, поблагодарив за приём, отправились на восток к Днепру, догонять наших. По пути зашли ещё в одно село, накормили нас там, а потом у нас схватило животы, провалялись в стоге дней пять. До Днепра было километров восемнадцать. К вечеру добрались до Каргалыка. Зашли в один дом, там был один наш солдат, тоже бежал из плена. Хозяйка говорит: «У нас староста хороший, Вакуленко, поможет устроиться». Пошли мы в управу. Входит здоровый крепкий старик, представился Демидом Максимычем: «Пошли ко мне!».
Привёл он нас к себе. Истопил печь, одежду прокалили на огне от вшей. Остались мы у Максимыча жить. Работали у него в хозяйстве. Урожай в ту осень хороший был. Молотили в клуне - сарае для молотьбы цепами колосья. С неделю. На руках с непривычки мозоли страшные набили. Руки распухли, вот, видишь, у меня до сих пор остался шрам. Так и выжил я тогда.
Потом облава была в слободе. Выловили нас снова и опять в Германию отправили. Мы втроём держались: я, Алексей, товарищ мой ещё с Самары, и Николай, земляк наш. Нам удалось снова бежать и вернуться в свой закуток к Демиду Максимычу и его семье. Так повторялось шесть раз. Путь мы хорошо знали, сноровку к бегству из вагона приобрели. Надо сказать, было немало и тех, кто добровольно в Германию отправлялся. Собирали немцы людей для отправки в одной школе, где формировали команды. Давали хлеба, колбасу и даже водки. И мы так подкармливались. А потом доезжали до станции Фасту и выпрыгивали из вагона. До места надо было пробираться восемьдесят километров. Двигались по ночам.
В том доме в хуторе, где нас укрывали, познакомился с дочерью хозяев Марией Власовной. Она стала моей женой после войны, я за ней приехал в 1946 году и увёз с собой в Тетюши… Это твоя прабабушка.
Последний раз нас поймали, когда немцы начали отступать. Собрали нас в той же школе, а отправки всё нет и нет. Видно взорвали железную дорогу. Пришёл начальник лагеря Крюгер: «Нужен автоэлектрик». Я успел выскочить, а Алексей нет. Отобрали нас шесть человек. Привели к начальнику в кабинет. У него там овчарка тренированная, пошевелиться не давала. «Вы согласны в Киеве работать?» - Отказаться нельзя было. – «Будете работать в авторемонтной мастерской. Ждите». Подходит начальник: «За вами приехали». Шофёр Коцура был украинцем. Говорит нам: «Не бегите». Привезли нас в ремонтную мастерскую, там находился раньше профилакторий. Там мы и жили вшестером. Были с нами и девчата, организовали столовую. Выдали нам удостоверение «аусвайс», рабочие карточки со штампом. Кто отказывался работать, тех отправляли в Германию. Проводились облавы на рынках. Шло отступление, и немцы были уже другими в сорок четвертом, ожесточились».
Как смог спастись в тех условиях прадед? Он так рассказывал:
«В октябре мастерская была эвакуирована в город Смела Киевской области. Я отогнал три машины «Форд». На другой день я должен был с утра отправиться в Киев. Кацура сел в кабину. В Киеве он ушёл и мы остались. Спрятались на чердаке пятиэтажного дома. Стали там жить. Вход был со двора. Наверх шла винтовая лестница, по ночам горел фонарь. Немцы бегали по улицам, кричали: «Ван гох!» - «На вокзал!». В Киеве была неразбериха, немцы метались по улицам. Нам это было на руку. Во дворе был колодец, где мы брали скрытно воду. Там на дне жижа была, черпали и давали стекать, за день накапывало три ведра. Через какое-то время на улице перестали кричать «Ван гох!». Пробегавшие мимо солдаты стреляли по окнам нашего дома. Мы, на всякий случай, сломали лестницу, чтобы к нам никто не мог подняться. Потом вдруг слышим русскую речь. Это был наш солдат. Мы спустились. Это был день освобождения Киева. Шестое ноября, навсегда запомнилось. Документов, конечно, у меня не было. Меня определили в отдельную команду. Нас человек пятьдесят шоферов отправили пешком в Борисполь. Пришлось переправляться снова через Днепр, как в начале войны. Нас определили в запасной полк. Посадили нас на полуторку и отправили на фронт. Попали в артиллерийский полк. Поехали через Киев опять на запад. Помню, на дороге была страшная грязь. Приехали на место к вечеру. Утром вызвали к майору. Это был СМЕРШ. Майор сказал, увидев меня: «Садитесь. Кто вы по образованию?» «Учитель», - отвечаю. «Пишите всё, что с вами произошло». Я исписал полтетради. Начальник полка распределял прибывших. Меня отправили в тыл, остальных оставили на передовой. Об их судьбе ничего не знаю».
Прадеду помогла его довоенная специальность, он хорошо разбирался в технике. Стал электриком на летучке, так прослужил до конца войны. Потом пришёл приказ о демобилизации. Учителей отпускали в первую очередь. До Киева добирались на попутках, километров сто тридцать. Видели салют в Киеве.
В деревню прадед приехал осенью в дождь и грязь. До мелочей запомнил тот день. От станции шёл пешком. С собой было два чемодана. Вёз трофеи: восемь килограмм турецкого изюма, чай, камешки для зажигалки. Изюм отсыпал хозяйке старухе в одной деревне, которая пустила его переночевать. После войны эти трофеи помогли выжить семье.
Дома ждали проверки. Но обошлось. Местный представитель органов внутренних дел полковник Захватов разобрался в деле. Кроме того, фамилия Блинниковых была известная в городе, ведь отец прадеда Василий Федорович был одним из тех, кто устанавливал советскую власть в крае. В 1928 году он был делегатом Всероссийской конференции старших инспекторов в Москве, на которой встречался с Н.К.Крупской. Это помогло прадеду избежать преследования. Устроиться на хорошую работу долго не удавалось, но потом прадед стал работать снова учителем в средней школе № 1. Он проработал здесь много лет, был лучшим учителем физики в районе, первым провёл в школе радиофикацию, отопление. Знакомиться с его опытом приезжали работники образования из разных школ республики.
На дальнем берегу
Олегу Михайловичу Марута-Краснопольскому идёт девяносто девятый год. Живёт он в США в Редондо Бич, это один из пригородов Лос-Анджелеса (штат Калифорния). Олег Михайлович сохранил живость ума и чувство юмора. Навзание «Редондо Бич» означает «круглый пляж, берег». Это место напоминает Олегу Михайловичу береговую линию Волги, из далёкого детства.
Олег Михайлович родился в 1914 г. в городе Тетюши Казанской губернии. Здесь прошли его детство и отрочество. Он выходец из старинного дворянского рода, этим объясняется его полная и не совсем обычная фамилия Марута-Сукало-Краснопольский. Его отец в советские годы был расстрелян за участие в Гражданской войне на стороне белых. Олег со своими братьями и сестрами остался на попечении дяди, которого позже постигла такая же печальная участь. Мечте Олега учиться в знаменитом Казанском университете, по примеру деда и отца, не суждено было сбыться. Анкетные данные дворянина и сына «врага народа» стали непреодолимой преградой.
В 1938 г. Олег окончил Казанский ветеринарный институт, а в 1939 г. был призван в армию, где через полгода назначен начальником ветеринарной службы полка гаубичной артиллерии. На пятый день войны, 27 июня 1941 г., он был схвачен немецкой полевой жандармерией во время купания в речке. Следующие несколько лет он провел в немецком плену в рабочей команде близ бранденбургского города Науен.
В середине апреля 1945 г., во время наступления советских войск, Олег Марута бежал из лагеря, не веря, что ему дадут спокойно жить в России. С 1945 по 1951 год он провел в лагерях для перемещенных лиц («Ди-Пи») в Регенсбурге и Ингольштадте (Бавария), где в 1947-1951 гг. был участником издания и сотрудником редакции газеты «Эхо» на русском языке. В 1946 г. он женился на Тамаре Кремповской, и в 1947 г. у них родился сын Владимир. В 1951 г. семья переехала из Германии в Венесуэлу, а в 1963 г. они прибыли в США – страну, которая на все последующие годы стала для них домом. Балтимор, Нью-Йорк, Калифорния… В 1968 г. Олег Марута получил американское гражданство. Стал журналистом. В его речи, статьях, письмах сохранился живой русский язык интеллигента начала ХХ века.
На просьбы рассказать подробнее о том, как попал в плен, Олег Михайлович не хочет отвечать. Это тяжёлая страница, изменившая всю его жизнь. Но сохранился в памяти родной городок, где остались могилы предков, церковь, в которой его крестили. Остался в памяти берег Волги, где прошло его детство…
Три разных судьбы…В чём-то разные, а в чём-то очень похожие. Война сломала их судьбы, они пережили трудные времена, непонимание, подозрение властей, но всегда верили в то, что они нужны Родине и могут принести ей немало пользы. Они не были виновны в том, что оказались в плену или на оккупированной территории и вынуждены были выживать в трудных условиях. И даже тогда жизнь продолжалась, несмотря ни на что.
Печатается с сокращениями
