АВТОР: Ксения Шеломицкая на момент написания работы – ученица 11 класса, Елбанской средней школы, Маслянинского района, Новосибирской области. Научный руководитель: Нерода Татьяна Юрьевна. 3-я премия XV Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал
Колхозная жизнь. Труд и быт советских крестьян
Наверное, рассказать о трудностях жизни колхозников можно и «в двух словах» - «плохо жили», в основном именно так характеризуют 30-е годы наши земляки-старожилы. Многое стало забываться, да и возвращаться в плохое людям не хочется… Но, когда «разговоришь» собеседника, начинаешь понимать, что вкладывают они в свое «плохо».
Вспоминает Козлова Прасковья Андреевна, 1923 года рождения (кстати, в знаменательный день родилась − 7 ноября); в 30-е годы семья проживала в колхозе «Заря коммунизма», Алтайский край, в последние годы − с. Елбань, Маслянинского района:
«Жили в избушке – саманушке, это когда стены из глины и соломы, а на крыше в основном дерн ( пласты земли, накладывающиеся друг на друга) или камышом, которого на Алтайских озерах было в изобилии. Пол был земляной, многие вымазывали его светлой глиной, чаще это делалось к праздникам. Комната и сени. Посреди помещения была печка. Дров в нашей степи не хватало. Топили все тем же камышом или кизяком. Летом все ребятишки принимали участие в заготовке кизяка: на большой круг выкладывался навоз, скопившийся за год. Туда наваливали глины, обильно заливали водой. Самый сложный этап в технологии этого производства – вымесить. Гурьбой – от малышей и до подростков часами ходили по кругу, то соломы подкладывая, то глины, то воды подливая – топтали, перепачканные сами до ушей этой жижей. Начинался весь процесс с утра, под руководством родителей, а продолжался уже без них, когда те были на колхозных работах. Лишь к позднему вечеру, когда солнце уже зашло, можно было начинать выкладывать в формы (четырехугольники, сбитые из дощечек). Застилали кизячными кирпичиками все свободное пространство вокруг дома и сараюшки. Сохли они до нескольких недель – в зависимости от погоды. А затем укладывались, снова ребятишками, в пирамидки, причем надо было оставить между слоями пустоты «для продува», а пирамиду нельзя искривлять, иначе упадет, кизяк разрушится. Дело было не из простых, от холодного навоза, вязкой глины и воды потом долго болели ноги. Зато детвора понимала, что делает очень нужную работ. Ведь вокруг печки у них зимой проходила вся жизнь: не имея теплых вещей, валенок, малыши зимой почти не выходили на улицу. Играли на полатях, на топчане, голодные, днями ждали родителей. И те приносили − пшеницы за пазухой, в валенках. Или жмыха кусок, украденный на ферме. Мать работала в коровнике, куда «увели власти» и их собственную корову. Так она в бычьем пузыре иногда молока приносила, в нем удобно было привязать «хрон» к телу. Доставала из-под юбки расплющенный пузырь, разливала в кружки...При этом в который раз напоминала, что никому не хвастаться! Мебели, кроме самоструганной скамейки, стола, дощатой полки - не было никакой. Только уже после войны купили кровать с сеткой. Под печкой была ямка, прикрытая жердочками, там зимой жили куры. Их было немного, и каждое яйцо, снесенное курицей ,было всегда учтено – себе оставить или копить «на сдачу». В сараюшке курам было не выжить в холодную пору, так как крупного скота не было, а несколько овечек тепла не давали. Потому и жили куры в избе, запах был тяжелый, но это уже не пугало, лишь бы не передохли…
Летом детям было вольготнее − ягоды, грибы, пучки, шиповник, малина. Ловили на петли сусликов. Но это те, кто младше семи-восьми лет. Остальные вместе с родителями зарабатывали трудодни: подвозили воду на колхозные пастбища, косили и метали сено, скирдовали его на крышах колхозных ферм, возили молоко на быках на молокозавод, пропалывали поля. И спрос с них был, как со взрослых!»
Как вспоминал при жизни наш земляк Замараев Григорий Филимонович, 1909 года рождения, (сегодня его нет в живых, а видео и аудиозаписи хранятся в нашем музее), ничто не радовало его на колхозной работе. Корову увел сам на общественную ферму, знал, что все равно заберут. Не дожидаясь, когда не только отнимут, да еще и накажут, увел. Жена потом бегала, подкармливала свою любимицу жмыхом, сена даже носила. Жалко было видеть, как губят скот почти под открытой крышей, под дождем и снегом. А днем впрягают в телегу и возят грузы. Одно было ясно ему, хозяйственному и рачительному мужику – не свое оно и есть не свое. Отсюда и падеж, и поиск вредителей… «Ни скот, ни людей не жалела власть».
О людях…
Никанкина Екатерина Никифоровна, 1920 года рождения, с.Елбань:
«Работала в колхозе «Сталинский поход». Ей молоденькой девушке 14-15 лет, приходилось работать по две смены: ночью на сушилке, а днем возить зерно в Маслянино (за 30 км) на быках. Идти приходилось пешком, чтобы подгонять упрямую скотину. Бык мог свернуть в лесок и лечь. Пока не отдохнет, его не поднять. И слезы, и уговоры – начальству бычье упрямство не было объяснением, наказывали трудоднем!
Особенностью колхозной организации труда было то, что сам колхозник не всегда знал, на какие работы отправят завтра. Поэтому наша героиня «и на лесосплаве работала наравне с мужиками», и пшеницу полола от восхода до заката». Понимала она, что все так живут, поэтому терпела. Семья была большая, надо родителям помогать поднимать младших. Была у них корова, поэтому должны были сдать государству 1300 литров. Остальное себе. Из этого остального оставались крохи – «обрат, да сыворотка. Держали и несколько овец, с них, нескольких, 40 килограмм мяса отдай!»
Екатерина Никифоровна искренне недоумевает: «Работали не покладая рук, и дети, и взрослые – а все плохо жили, и колхоз не поднимался высоко. То лен под снегом останется, то хлеб! Тогда начальство лютует, всех выгоняютработать, вручную убирать!» Вспомнила и страшные случаи, свидетельствующие о такой степени отчаяния, что доводила людей до безрассудства. «Мальчишка лет двенадцати убежал с поля и заигрался до вечера. Мать предупредили, что отвечать за саботаж сына будет арестом. Она его вечером поймала. Держа за волосы, била в конторе об пол головой, он кричал – не надо, а она еще сильнее злилась и не останавливалась. Не довезли его до Маслянино, говорили, стрясла все она ему в голове».
Голод, тяжелый труд, страх перед властью – вот атмосфера тридцатых годов в деревни. Не менялась она в продолжение всех лет строительства основ социализма. Не изменилась и с провозглашением в сталинской Конституции победы социализма!
Деревенские троцкисты и шпионы. Свидетельствует газета «Советская Сибирь»
30-е годы ХХ века воспринимаются мною как самые страшные в истории СССР. В это время было проведено громадное количество процессов, миллионы людей были осуждены по вымышленным обвинениям и доносам, многие были высланы, многие расстреляны. Репрессии затронули всех, даже людей из высших эшелонов власти. Многие выдающиеся люди были осуждены в это время. Страна была попросту обезглавлена, это видим мы и из скупой информации в учебниках (а что будет завтра – она (скупая правда) исчезнет?)
Сталин и его ближайшее окружение всячески пытались подавить любые признаки инакомыслия и несогласия с деятельностью партии. Любая критика в адрес власти расценивалась как измена родине, и каралась по всей строгости. В те страшные времена к ответственности было привлечено такое количество людей, что до сих пор историки не могут разобраться, какие преступления действительно имели место, а какие были сфабрикованы. Что касается руководящей номенклатуры, то, в принципе, можно предположить партийную борьбу. Но в сибирской деревне – антипартийные заговоры, шпионские организации, сбор ценной информации в каком-то захудалом колхозе? Трудно придумать. Тем не менее, изучая публикации в газете «Советская Сибирь» в 1937 году (например, Советская Сибирь. 1937. № 217. 20 сентября), мы нашли огромное количество подробнейших текстов стенограмм показательных судов.
В большинстве случаев в них предъявляются обвинения во вредительстве, в связях с различного рода центрами и заграничными контрреволюционными организациями. Но есть особенность − эти обвинения добавлялись уже в ходе следствия к различным обвинениям вполне допустимого для колхозной эпохи характера: воровство, взяточничество, бесхозяйственность, падеж скота и др. Сводные статистические документы по учету животноводства в колхозах нашего Маслянинского района позволяют сказать, что действительно не все обстоялотак прекрасно в колхозном строительстве, как подавалось пропагандой. Имели место неубранные и оставшиеся под снегом хлеба, гниение зерна в колхозных амбарах, и, конечно, падеж скота. Сами бывшие колхозники признают, что организация труда была бестолковой. Держалось все не на истинном стремлении к высоким показателям и качеству труда, а на страхе. Добавим к этому отсутствие материальной заинтересованности. А если учесть, что и грамоты не хватало, не было образованных специалистов, то картина действительно была неприглядной. Какую-то компенсацию этим «издержкам» руководители разных уровней на местах пытались реализовать путем ужесточения трудовой дисциплины, «снятием» трудодней, обвинениями в саботаже. Но при этом крыши коровников все равно протекали, навозная жижа в стойлах коров была нормой, кормили скот плохо, ветеринарные службы отсутствовали. Винили «врагов народа». Среди таковых были как рядовые крестьяне-колхозники, так и те, кто ими руководил на уровне районной власти:
Отчет корреспондента газеты «Советская Сибирь» «Враги колхозного крестьянства перед советским судом». 20 сентября 1937:
Процесс троцкистско-бухаринской шпионо-диверсионно-вредительской контрреволюционной организации, орудовавшей в Северном районе:
«Северное, 18. (по телефону от нашего собкорр.)
18 сентября в с. Северном выездная сессия специальной коллегии краевого суда в составе председательствующего т. Островского А.В., членов специальной коллегии тт. Щемелева Н.И. и Коммунарова В.Ф. приступила к слушанию дела право-троцкистской шпионо-диверсионной вредительской контрреволюционной организации, действовавшей в Северном районе. Государственное обвинение поддерживает помощник краевого прокурора по специальным делам т. Садковский С.К. защищают подсудимых члены коллегии защитников тт. Крамаренко Ф.А. и Ферибок М.И. По делу вызвано свыше 20 свидетелей.
На скамье подсудимых сидят бывшие руководящие работники района, в течение нескольких лет занимавшиеся диверсионно-вредительской контрреволюционной работой, Демидов И.Н. − бывший председатель райисполкома, Матросов М.И. − бывший секретарь райкома, Новгородцев Ф.Ф. − бывший заведующий районной ветеринарной лечебницей, Синев И.Н. − бывший заведующий финансовым отделом, Коротаев А.Н. − бывший секретарь президиума райисполкома и ветеринарные фельдшеры Промыслов С.А. и Воробьев В. С.
Процесс над право-троцкистской шпионской бандой проходит при огромнейшем внимании со стороны всех трудящихся. В редакцию местной газеты продолжают поступать многочисленные резолюции митингов и общих собраний колхозников, выражающих гнев и негодование народа против фашистских наймитов и диверсантов пытавшихся подорвать экономическую мощь колхозов, замышлявших реставрацию капитализма в нашей стране. Все резолюции единодушно требуют применить к троцкистско-бухаринским выродкам, продавшимся фашизму высшую меру наказания − расстрел».
Это пример, когда в очередной раз в нашей области (как и по всей стране) реализовывалась на практике тактика запугивания народа силой власти: до завершения суда уже предопределена мера наказания («негодующий народ» требует смерти), с другой стороны, находилось объяснение нерентабельности колхозного хозяйствования − «враги», мол. Не будет таковых и изобилие, обещанное вождем и партией, придет в деревню, а, значит, и в каждый дом! В чем же преступление тех, кто еще вчера олицетворял власть и, если верить обвинению, вел себя в отношении рядовых крестьян не всегда по-человечески: «Подсудимые обвиняются в злодеяниях и преступлениях перед партией, перед страной, перед рабочим классом и колхозным крестьянством. Враги колхозного крестьянства не останавливались ни перед чем. Они вредили, пакостили, гадили, как только могли, не брезгуя никакими средствами.
Вредительско-диверсионная банда запустила свои грязные мерзкие щупальца во все колхозы и села района. Троцкистско-бухаринские бандиты Демидов, Матросов, Синев проводили незаконные поборы, применяли массовые штрафы к колхозам и к трудящимся района, льготировали единоличников и особенно кулаков, грубо издевались над трудящимися района. Шпион одного иностранного государства Новгородцев, один из активных участников этой банды, вместе со своими подручными Промысловым и Воробьевым заражали скот, принадлежащий колхозам и колхозникам, инфекционными болезнями…Припертые к стене неопровержимыми фактами об их подрывных вредительских действиях, все подсудимые встают и поочередно сквозь зубы цедят: — Да, виновен, признаю».
Относительно методов выбивания признания в эти годы знают сегодня все. Удивляет степень цинизма в предъявлении нелепых обвинений в шпионаже в пользу «одного иностранного государства». Какие такие стратегические секреты таились в разваливающихся коровниках, убогих амбарах сибирской глухомани и какую ценность они представляли для «одного иностранного государства»? Неприкрытая откровенная ложь. Почему? Скорее всего, подсуетился кто-то из «своих, номенклатурщиков района», чтобы обезопасить «классовой бдительностью» свою жизнь.
Вот фрагмент допроса одного из подсудимых, подтверждающий откровенную надуманность виновности:
«Прокурор. Какие задания давал вам агент иностранного государства?
Новгородцев. Я должен был снабжать его сведениями и заниматься вредительством.
Прокурор. Вы выполняли это задание фашистской разведки?
Новгородцев. Да.
Прокурор. Имели ли вы задание от фашистской разведки вербовать себе сторонников и вовлекать во вредительство специалистов?
Новгородцев. Да я имел такое задание и выполнял его.
Прокурор. Расскажите суду, как вы заражали скот чесоткой?
Новгородцев. Район получил быков-производителей, зараженных чесоткой. Мы не стали обрабатывать этот скот и разослали по колхозам.
Прокурор. Это вы делали сознательно, чтобы вредить?
Новгородцев. Да.
С нескрываемым злорадством бандит-шпион Новгородцев рассказывает, как он и его компания заражали скот, принадлежащий колхозам и колхозникам, чумой, сибирской язвой и другими болезнями, как вредительски производилась кастрация жеребцов и другие диверсионные акты».
Так и хочется сказать: «всё это было бы смешно, когда бы ни было так грустно» − людей-то расстреляли! А в 60-е реабилитировали «за отсутствием преступления»…
Показательные суды освещались на страницах главной областной газеты с таким постоянством, что кажется, уже и не удивляли никого изобилием «врагов» и «шпионов» в сибирских селах. Продолжалось это вплоть до смерти вождя. Особая частота их приходится на 37-й, 38-й годы. А сценарии каждого из них писались будто бы под копирку.
Вот еще одно сообщение газеты «Советская Сибирь» о судебном процессе над бывшими руководителями колхоза «Путь Ленина» Убинского района Новосибирской области («Советская Сибирь» 1937. № 217, 20 сентября).
«Убинск. 20. (По телефону.)
Сегодня в Убинске закончился процесс над троцкистско-бухаринской контрреволюционной вредительской группой, орудовавшей в колхозе «Путь Ленина».
Перед судом прошла группа вредителей-кулаков, которые своей гнусной контрреволюционной подрывной работой нанесли немало вреда колхозу и колхозникам. В группу входили бывший председатель колхоза «Путь Ленина» Пухов, кулак Потапов Дмитрий, кулаки − бывшие бригадиры этого колхоза Федоров Павел и Федоров Яков, бывший заместитель председателя колхоза, он же кладовщик, кулак Потапов Павел, бывший кузнец этого колхоза кулак Шишкин.
Пухов и Потапов Дмитрий были завербованы в контрреволюционную вредительскую группу в 1935 г. врагом народа Преловым с прямым заданием развалить колхоз. Главарем бандитско-кулацкой шайки в колхозе являлся Федоров Павел.
Троцкистско-бухаринские вредители, орудовавшие в колхозе в 1937 г. сгноили хлеб с площади 146 гектаров. Они же смешивали сортовые посевы с рядовыми, уничтожили семенной участок. Враги народа не останавливались ни перед чем, лишь бы навредить колхозу. Они сожгли сено, уничтожили 219 голов крупного рогатого скота, сорвали сенокос.
Эти выродки поставили целью погубить хлеб урожая 1938 г. Между ними был прямой сговор − оставить колхозников без хлеба. Скирдование и обмолот не производились. Государству в счет хлебосдачи не вывезено ни одного килограмма зерна.
Вредитель Шишкин, будучи кузнецом, вывел из строя все сельскохозяйственные машины, новые части он раздалбливал зубилом.
Во время уборки вредители умышленно срывали общественное питание, ухудшали бытовые условия. Они организовали снабжение работающих на полях питьевой водой, совершенно непригодной к употреблению. Баки заполнялись грязной, болотной водой. Эти мерзавцы душили стахановское движение в колхозе, издевались над колхозниками, дававшими высокие нормы выработки на вязке снопов».
Впоследствии, со сменой власти, «потеплением», со всех фигурантов «расстрельного дела» обвинения были сняты.
А вода в Убинском районе и сегодня не отличается качеством: и соленая, и мутная, и болотом пахнет. А в кранах, зачастую, летом и вовсе отсутствует. Вроде, и врагов давно нет, а проблема осталась!
Заключение: тени прошлого мешают настоящему?
Историческая наука предполагает объективность в оценке событий и явлений. Когда её начинают привлекать в качестве инструмента решения политической задачи, она перестает быть наукой. Так было с идеей строительства социализма, когда вся жизнь народа определялась ценностями, прописанными в кратком курсе ВКП(б). Это настолько очевидно, что сегодня странно слышать голоса здравых людей о возможности решить проблему единения общества через припудривание черных страниц прошлого. Может, потому, что авторами этих страниц были лица, наделенные высокой властью? А власть нельзя критиковать и уж, тем более, обвинять в трагедии народа, которому она «служила»? Но мы должны знать, что с утратой исторической памяти, даже во имя высоких идей, мы перестаем быть народом, а превращаемся в безликое население. Эту мудрую мысль я прочла когда-то у замечательного писателя Абрамова и она, на мой взгляд, очень убедительно предостерегает сегодня всех нас от постыдного беспамятства!
Печатается с сокращениями
