Авторы
Вся эта история последних дней, вместо того чтобы консолидировать либеральную общественность (разумеется, настолько, насколько вообще эта «общественность» способна к консолидации), ее вполне отчетливо раскалывает. В общем, говоря на языке кремлевского агитпропа, мы общими усилиями «раскачиваем лодку».
Если бы я был настроен конспирологически, я бы сказал, что это очень похоже на чекистскую спецоперацию. Но не скажу, потому что так я не настроен.
Мне даже, наоборот, кажется, что все эти яростные споры при всех полемических перехлестах и летящих во все стороны эмоциональных брызгах скорее полезны, чем вредны.
При всяких спорах, особенно когда эти споры реально грозят переродиться в хватание за грудки, бывает очень полезно вернуться к самому началу, к тому, с чего все вообще началось.
А началось, напоминаю, с того, что года полтора назад, когда, собственно, и возникла вся эта «движуха», спонтанно возник лозунг «за честные выборы». Такая надидеологическая категория, как честность, на какое-то время стала фактором, сумевшим объединить в общем векторе самых разных людей. Очень скоро «честность», которая пришла, по словам поэта, «нагая», неизбежно и на вполне законных основаниях стала обрастать эстетическими и нравственными нюансами.
Это не было политикой. И эта «неполитика», как это ни странно устраивала многих. В том числе, кстати, и меня. Мы ведь - будем опять же честны - и не ждали никакой такой победы. По крайней мере победы над кем-то. Мы с разной степенью успешности побеждали самих себя - свою апатию, свой социальный аутизм, свое нервно-паралитическое отчаяние. Поэтому из всех духоподъемных лозунгов того времени особенно режущим слух диссонансом звучал лозунг «мы здесь власть». В том-то и дело, что никакой власти никто не ждал, да и не хотел.
В последние дни привычный комфорт драматической безысходности и уютной самоупоительной мудрости, выражаемой, как правило, беспроигрышной формулой «а что я говорил», подвергается бесцеремонной атаке со стороны безжалостной истории.
Вдруг вот взяла и возникла политика. Ну, хорошо, еще не она, но вполне реальная возможность ее появления на свет. И многие ее испугались. Испуг этот, как и водится, принял форму страстного обсуждения личностных, идеологических, вкусовых и прочих качеств одного из политиков, а именно того, чей электоральный потенциал вдруг - волею различных, в том числе, кстати, и личностных обстоятельств - оказался не вполне призрачным.
Кажется, действительно наступает политика. Причем, уж извините, российская политика, а не, допустим, датская.
Мы слишком много цитируем Шварца и поэтому в какой-то момент начинаем обижаться на реального политика, вдруг нащупавшего хотя бы смутные электоральные перспективы, за то, что он не слишком уж похож на Ланцелота. А мы ведь так ждали этого парня, мы ведь так мечтали, чтобы пришел в наш город такой вот безупречный и – раз, раз – все драконьи головы покатились по театральной сцене в сторону оркестровой ямы под оглушительные аплодисменты благодарной публики.
Вернемся к идее честности, господа.
Пусть все же произойдут реальные, настоящие выборы, которые хотя и не спасут нас всех в один момент, но хотя бы покажут нам со всей прозрачной очевидностью, кто есть кто и, что самое главное, кто мы сами такие есть.
Это раньше человеку казалось, что даже сфабрикованные обвинения должны содержать в себе какие-то признаки правдоподобия. Что следствие и суд так или иначе должны работать — пусть даже и жульнически — с такой священной юридической категорией, как доказательство.Всего этого нет теперь, даже на декоративном уровне. Вот просто нет, и все.
Это не язык деревни, не язык колхоза, не язык завода или гаража. Это не язык курилки научно-исследовательского института или студенческого общежития. Это язык той специфической социальной группы, которая и во времена моего детства, и во времена моей молодости концентрировалась в непосредственной близости к пивному ларьку.
