Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

07.03.2013 | Книги

Хитрее Рейнеке-Лиса

В узости интересов упрекал ее учитель, Павел Филонов – неужели нет тем глубже собак и знакомых.

В конце 2012-го года издательство «Барбарис» выпустило толстый том записок и зарисовок Алисы Ивановны Порет (15 апреля 1902, Санкт-Петербург – 15 февраля 1984, Москва). «Записки. Рисунки. Воспоминания» – первая из трех факсимильно воспроизведенных тетрадей, каждую из которых А. Порет придумала и подготовила за несколько лет до появления московских концептуалистов с аналогичными рукописными объектами. Записок – цветной шариковой ручкой, печатными буквами – в первом томе больше, чем рисунков, случаев – больше, чем воспоминаний. Все они датированы тремя летами конца 1960-х годов.

Порет – живописец и книжный график, ученица Петрова-Водкина и Филонова (см. конспект, посвященный обучению в Академии Художеств, с пародией на чехарду изобразительных систем в еженедельном расписании), подруга и соавтор Татьяны Глебовой (их квартира на углу набережной Фонтанки /№ 110/ и Московского проспекта /№ 16/ была в Ленинграде 1930-х чем-то вроде литературно-художественного салона). Больше всего, однако, читателю известны ее роман и дружба с Даниилом Хармсом.

В своих беллетризованных воспоминаниях, записанных филологом Владимиром Глоцером, Порет упоминает, что, воспитанная в пуританской семье (мать шведка, отец француз, врач на Путиловском заводе), – именно у Хармса она научилась веселью, смеху, юмору и игре. В записках, изданных «Барбарисом», явно отражены полученные ею уроки.

Истории Алисы Ивановны, короткие, обрывающиеся, напоминают популярную в квартире на Фонтанке игру в живые картины, когда собравшиеся наряжались и застывали перед фотоаппаратом, разыгрывая сценку на тему «Неудачный брак» или «Люди среди картин». На бумаге у Порет тоже будто бы наряжаются и застывают – помимо недалекой прислуги, нелепых поклонников, мужей, Хармса с Введенским, – многочисленные кошки и огромный дог Хокусаи. Оттуда же, из игры, повторяющаяся реплика «TABLEAU», немая сцена, – любовь к минуте молчания перед тем, как вылетит птичка (или перелистнут страницу).

Немой сцене обязательно предшествует суета, путаница, глупые положения – воспоминания Алисы Порет распадаются на анекдоты, случаи, как у того же Хармса. Лишь степень осведомленности о происходящем вокруг у двух авторов будто бы разная.

Его нелепые случаи происходят в страшном мире и нередко оканчиваются гибелью персонажей. У Алисы Ивановны другие отношения с контекстом: между ее крупными печатными буквами, как сквозь частое сито, проваливается революция, арест и гибель отца, арест и гибель Хармса, аресты и ссылки других посетителей квартиры на Фонтанке, эвакуация, две войны.

То, что остается, превращается в фон для мирно текущей жизни с чудачествами. Довоенный голод появляется на страницах как возможность для преданного поклонника продемонстрировать свое рыцарство. Война – как случай проверить силу заговоренного перстня. В замерзающем доме находится клад, на который семья покупает рояль. Историю семнадцатого года Порет передоверяет брату-школьнику одиннадцати лет, воспроизводя его дневниковые записи с оригинальной орфографией – где безпорядки соседствуют с объевшейся макаронами сестрой. В книге есть подцикл рассказов «Страх» – его составляют истории об игре теней на стене, ночных прогулках по Эрмитажу и уличных приключениях с Хокусавной.

И непонятно, что заставляет искать глубины, сокрытой за ее ровным почерком и будто бы детской графикой. Строчки Хармса, который зарифмовал свою недолгую возлюбленную с Рейнеке-лисом? Ирония? Умение многое вместить в умолчание?

Документов, связывающих ее с тем временем, сохранилось немного. Большинство писем, картин, фотографий погибло, когда соседи в блокаду топили ее семейным архивом печку. Ее истории Ленинграда тридцатых написаны из позднесоветской Москвы; они выросли из устных рассказов, баек о себе и великих друзьях, которые она бесконечно рассказывала своим ученикам, гостям, почитателям. Одним росчерком шариковой ручки переносит Порет своих персонажей (тех, что уцелели) из прошлого в настоящее:

«Через много-много лет, после его ссылки и войны, мы встретились и вспоминали, какая у нас была веселая молодость» (о Кирилле Струве).

Выбранный ею жанр надежно защищает от необходимости погружаться в рефлексию.

Мне, читателю, годы ее молодости кажутся кровавыми, страшными. Алиса Порет эти годы жила – и спустя тридцать-сорок лет пользуется правом говорить о них на том языке, который считает нужным.

В узости интересов упрекал ее учитель, Павел Филонов – неужели нет тем глубже собак и знакомых. 

А она даже революцию рисовала («Детгиз», 1930-е, серия исторических книг для самых маленьких в соавторстве с Николаем Заболоцким, тогда еще неизвестным настолько, что его псевдоним, Я. Миллер, даже не ставили на обложку), нисколько не заботясь о передаче масштаба происходящего. Книжку «Как победила революция» в 2008 году переиздавал проект «Интерроса».

Графические зеленовато-серые, синие, охристые листы с пятнами красного. На узнаваемых улицах Петербурга множество человечков. Вот ощетинилась штыками Дворцовая площадь. Вот открываются ворота Крестов. Солдаты арестовывают телеграфисток. Телеграфистки бегут, путаясь в длинных юбках. Темная фигурка на броневике. Штаб, распахнутый перед зрителем, так же как «Дом в разрезе». Уличный бой. Одни человечки бегут, другие неподвижно лежат на трамвайных путях.

Не читая лаконичного текста, невозможно определить, кто «наш», а кто нет. Это взгляд ребенка на историю, разворачивающуюся за окном. Зритель надежно отделен от события толстым стеклом прошедшего времени. Разобрать, чем отличаются правые от виноватых, и что происходит снаружи на самом деле, нет ни малейшей возможности.



Источник: "Уроки истории", 1.02.2013,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
08.02.2022
Книги

Почувствовать себя в чужой «Коже»

Книжный сериал Евгении Некрасовой «Кожа» состоит из аудио- и текстоматериалов, которые выходят каждую неделю. Одна глава в ней — это отдельная серия. Сериал рассказывает о жизни двух девушек — чернокожей рабыни Хоуп и русской крепостной Домне.

Стенгазета
31.01.2022
Книги

Как рассказ о трагедии становится жизнеутверждающим текстом

Они не только взяли и расшифровали глубинные интервью, но и нашли людей, которые захотели поделиться своими историями, ведь многие боятся огласки, помня об отношении к «врагам народа» и их детям. Но есть и другие. Так, один из респондентов сказал: «Вашего звонка я ждал всю жизнь».