Авторы
Интервью: Ксения Туркова
В еженедельной рубрике «Слово и антислово» газеты "Московские новости" в рамках проекта «Русский язык» расспрашивают известных людей о том, какие слова им нравятся, а какие вызывают отвращение. Сегодня наш собеседник — поэт Лев Рубинштейн.
— Какие слова или выражения именно сейчас кажутся вам особенно важными и почему?
— «Свобода», «достоинство», «горизонталь», «прозрачный», «современный». Почему? Уверен, что понятно, почему.
— Что бы вы назвали «антисловом» современности?
— «Антислова» — это слова, не только в силу форсированного и исключительно идеологически мотивированного их употребления потерявшие свои исходные значения, но и в ряде случаев поменявшие свои значения на противоположные. А потому эти слова стали не только бесполезными, но и общественно вредными. Это такие слова, как «патриотизм», «родина», «враги», «духовность» и многие другие из этого стилистического ряда.
— По какому слову или выражению вы можете определить, что это «не ваш» человек? Если человек путает «одеть» и «надеть», для вас это маячок?
— Вот тут, как мне кажется, дело не в словах. А скорее в контексте их употребления. Также я весьма чуток к персональным интонациям, позволяющим одни слова произносить курсивом, другие — с заглавной буквы, третьи — в кавычках и так далее.
Но «не мой» человек говорит такие слова, как «порешать вопрос», «задействовать», «блиииин!». Ну, и еще какие-то.
«Одеть-надеть» — да. Не люблю «кофе» среднего рода. Не люблю, когда «звОнят». Вообще-то все с возрастом меняется и корректируется. В детские годы меня раздражал фрикативный «г». А сейчас — нет. Видимо, тогда он ассоциировался с говором большинства партийно-правительственной публики.
— Что бы вы назвали индикатором грамотности/неграмотности в речи и на письме?
— Первое, что приходит в голову, — это элементарное соблюдение нормы. Но все на самом деле сложнее. Я бы сказал, что грамотность — это не обязательно военное следование норме, но это непременное ее знание. То есть мы в живой речи вправе эту норму нарушать, чтобы не пить дистиллированную воду, но это нарушение может быть оправданным и конструктивным лишь на фоне осознанной нормы.
— Есть ли у вас любимое слово? Речевая привычка?
— Любимого слова (одного) быть не может. Если человек, конечно, адекватен. А у филологически продвинутого человека даже и нескольких таких быть не может. Слова бывают контекстуально уместными или нет. Но если вы настаиваете, то я скажу, что мое любимое слово — слово «серебряный». Так это с раннего детства, а почему, не знаю. Точнее, не помню. Видимо, что-то.
— Какое слово вы бы изъяли из русского языка?
— Никакое. Дело даже не в том, что это не в моей компетенции. А в том, что язык сам разберется, что к чему. Я верю в разумность языка. А если наша (наша с вами) речевая практика окажется достаточно убедительной и, может быть, даже соблазнительной для других, то и «вредные» с нашей точки зрения слова пожухнут и увянут сами собой. Такой вот оптимизм и такое уж самомнение, уж извините.
Gомню, как я первый раз попала в Детский мир на Лубянской площади. Ощущение, что ты прям в сказку попал: уххххтыыыы, так классно! У нас в городе такого разнообразия не было. Я запомнила не игрушки, а какой-то отдел, где продавали восковые овощи всякие, яблоки, вот это всё для художников. Какое сокровище! Там краски! Вот это всё, что мы доставали непонятными путями, кто-то с кем-то договаривался, чтобы откуда-то привезли. Дефицит же был.
Когда мы ехали, был ливень огромный: мы только собрались все, нарядились, накрасились, выходим во двор - и вдруг ливень. Но мы приехали, и все было уже подготовлено, красная дорожка со всеми фотографированиями, официальный человек от Академии нам помог пройти и сказал: наслаждайтесь, можете здесь провести сколько угодно времени. Это было как-то вдруг приятно, расслабленная атмосфера, совсем не такая, как мы ожидали.
