Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

15.09.2011 | Виньетки

Эрос невозможного

Из новых виньеток

В новой книжке о редакторстве (куда вошли и некоторые из моих злобных рассуждений на наболевшую тему)(1) приводится пассаж из интервью, данного Марио Варгасом Льосой, ныне -

1. О редактировании и редакторах. Антологический сборник-хрестоматия. Выдержки из статей, рассказов, фельетонов, писем, книг / Сост. А. Э. Мильчин. М.: НЛО, 2011. (https://editorium.ru/)

Нобелевским лауреатом, «Комсомольской правде» в 2003 г.:

«С вашей страной у меня связано скорее забавное, чем трагическое воспоминание: в Москве, в издательстве “Молодая гвардия”, решили издать на русском языке мой роман “Город и псы”. Тогда я был искренним сторонником Советского Союза и очень обрадовался этому известию. Каково же было мое удивление, когда после выхода романа в свет я узнал, что в книге не хватает сорока страниц – их изъяли из-за эротических сцен, даже не сообщив мне об этом. В следующий приезд в Москву я возмущался в кабинете главного редактора издательства. Симпатичная молодая женщина молча меня выслушала, а потом сказала, что супружеские пары в ее стране не смогли бы смотреть друг другу в глаза, если бы они прочитали описание этих любовных сцен, и попросила меня уважать традиции советского народа. Возражать было бесполезно (Цит. по кн.: Осипов В.О. Свидетельства очевидца. М., 2003. С. 519-520).(2)

2. Там же, стр. 567.

Заглянув в указанный источник, можно убедиться, что цитата оттуда приведена составителем полностью, опущено только предпосланное ей негодующее разоблачение  дремучих совковых обычаев. Осипов пишет:  


«40 СТРАНИЦ АНТИТРАДИЦИЙ


1968. Вышел с добрыми откликами читателей роман ”Город и псы” замечательного перуанца Марио Варгаса Льосы.

Спустя четверть века прочитал в “Комсомольской правде” интервью – характерный штрих в биографию советского книгоиздания:

“С вашей страной у меня связано...”…» (и далее по тексту, см. выше).

История, действительно, скорее забавная, чем трагическая. Могли бы, как говорится, и бритвочкой. Тем более -- учитывая любовь автора к Советскому Союзу (и Кубе), поскольку со «своими» всегда церемонились меньше, чем с «буржуазными иностранцами».

Рассказ Льосы даже забавнее, чем он думает. В нем есть интригующие зазоры.

Первый -- в том, как писатель на одном дыхании говорит о своей искренней симпатии к Советскому Союзу и радостном ожидании советского издания и тут же об удивлении-возмущении по поводу постигших его текст кастрационных купюр. Звучит все это очень влюбленно и благородно, но чем благороднее, тем ведь подозрительнее. Чего-то он не договаривает или не додумывает.

К моменту опубликования его романа на родине (1963), да и выхода в СССР (1965), Льосе (р. 1936) не было тридцати. Как человека такого возраста его можно понять – молодо-зелено. Труднее понять его как писателя, интеллектуала, социального мыслителя. Меня удивляет не столько кромсание авторского текста редакторами, сколько неспособность  автора вчитаться в завороживший его советский дискурс. Грубо говоря, он еще не умеет читать, а уже берется писать. Боюсь, что ослепленный любовью, невнимательно читал он и издательский договор, написанный людьми, прекрасно понимавшими, с кем имеют дело. В результате -- бесполезняк дергаться. 

Конечно, он отделался легким испугом. Времена были уже вегетарианские. Вот Горькому, Цветаевой, да и Прокофьеву, пришлось хуже. Потому что Сталин читал их правильно, а они его кое-как. В отличие, скажем, от Пастернака, у которого со знаньем друг о друге предельно крайних двух начал обстояло лучше.

Но вернемся к Льосе и его горячей молодости. С тех пор, -- хотя и не сразу, а лишь через полтора десятка лет, -- он успешно разочаровался в коммунизме. И читаем мы не его юношескую исповедь, а пост-анализ зрелого man of letters. Однако удивление, перерастающее в сарказм, – все то же: молодежное, энтузиастическое, оскорбленное в лучших чувствах. Как будто виноваты только коварно обманувшие его «они», а не он, который, как и всякий влюбленный, был сам обманываться рад.

Второй зазор связан со сценкой у главного редактора издательства. По ее внешнему сюжету, симпатичная молодая женщина-главред вешает на уши возмущенному автору неудобоваримую лапшу, которую он с презрением мысленно отметает. Молодость и женские чары редакторши призваны гротескно оттенить циничную абсурдность ее пуританской  аргументации по волнующему вопросу.

Это на поверхности. А в глубине, сквозь соблазнительную недоговоренность, мне видится другое. Знойные 60-е... Будучи приблизительным сверстником пламенного перуанца и немного зная советских редакторш, я не могу не дать воли своему воображению. И оно рисует картины, которые резали бы глаз разве что совершенно уж безнадежно супружеским парам.

Зазор третий. Из интервью вроде бы получается (и у меня выше получилось), что «симпатичная молодая женщина» и главный редактор издательства – одно лицо. Но тут на неадекватном чтении приходится ловить уже не Льосу, а самого себя. В интервью говорится лишь, что дело было «в кабинете главного редактора», должность же симпатичной дамочки никак не прописана. Что она и есть главред, нам тактично дается понять по умолчанию – на хорошо продуманном стыке двух не обязывающих к такому выводу утверждений.

Но тогда возникает вопрос, кто же этот неназванный хозяин кабинета, предоставляющий отдуваться за себя представительнице слабого пола. Нажатия пары клавиш оказывается достаточно, чтобы установить, что главным редактором «Молодой гвардии» в те годы (и еще долго потом: 1962-1974) был В. О. Осипов. Да он, по слову поэта, и не скрывается – в других местах книги говорит о своей начальственной должности прямо. В других, но не в этом. Так что закрадывается подозрение, что искусный словесный монтаж, на который купился было и я, – творческая находка не будущего нобелевца, а искушенного советского главреда.

Можно, конечно, проверить, подняв подшивку «Комсомольской правды»...





 



Источник: "Московские новости" № 90, 05.08.11,








Рекомендованные материалы



Генерал Гоголь. История одного открытия

« Я стал наделять своих героев сверх их собственных гадостей моей собственной дрянью. Вот как это делалось: взявши дурное свойство мое, я преследовал его в другом званье и на другом поприще, старался себе изобразить его в виде смертельного врага… преследовал его злобой, насмешкой и всем чем ни попало»


Подробности

Он уходит, но загадка недоданных подробностей продолжает, выражаясь поэтически, подобьем смолкнувшего знака тревожить небосклон… И занимает меня до сих пор, полтора десятка лет спустя.