Авторы
В начале было не слово. А была лишь английская аббревиатура, означавшая что-то для меня не вполне внятное, какую-то "связь с общественностью" или что-то в этом роде, и вообще существовавшая на далекой периферии моего сознания.
Я как-то упустил тот момент, когда слово "пиар" стало вполне русским и к тому же необычайно распространенным, когда от него стали смело образовываться глаголы и прилагательные и когда оно стало означать... А что, собственно?
Известно, что все переходные периоды отечественной истории были характерны помимо всего прочего и безудержным импортом иноязычных слов. Это происходит и в переживаемую нами эпоху. Оно и понятно: возникают или актуализируются в политической, общественной, научной, художественной практике неведомые прежде явления, которые невозможно описать или обозначить с помощью наличного словарного и фразеологического запаса.
Возникают новые слова. Переосмысливаются старые. Да и как еще переосмысливаются!
Уже давно известно, что слово "креативный" означает все что угодно, но только не творчески состоятельного человека. А когда я слышу слово, допустим, "стилист", то уже точно знаю, что вспоминать в этом случае о монографиях с названиями типа "Бунин - стилист" даже как-то и непристойно. Какой там к херам собачьим Бунин, когда перед глазами немедленно взбухает во весь телеэкран какое-нибудь томное парикмахерское существо с подведенными глазами и с невыносимо манерной речью. Ну, точно не Бунин. Зато не в пример ему - стилист.
Многие слова из общественно-политического или культурного обихода, прижившиеся на российских просторах, довольно быстро обрусели и начисто забыли о своих исконных значениях. Такие слова, как, например, "президент", "парламентаризм", "демократия", окончательно смутировали во что-то необычайно далекое от своих заморских предков.
Я вспоминаю рассказ моего приятеля о том, как его старая приятельница, генеральская дочка, вышла замуж за англичанина, работавшего в Москве переводчиком при каком-то издательстве. Женившись на москвичке и поселившись в генеральской квартире, англичанин необычайно быстро осоветился. Когда к ним приходили гости, он, угощая их чаем со знаменитыми "слонами", не без гордости говорил: "Это из генеральского заказа". Говорил серьезно, без малейшей иронии. И вообще не скрывал своей гордости от причастности к волшебному миру "дефицита".
На новые, заморские слова здесь принято жадно набрасываться и, наподобие пираний, обгладывать их до костей. Или поступать с ними подобно индейцам бассейна Амазонки, получившим в подарок автомобиль и бодро растащившим его сверкающие детали на бусы и бубны.
Удивительные метаморфозы происходят и с простым, казалось бы, словом "пиар", начисто заменившим все оттенки прежнего, громоздкого и безнадежно скомпрометированного слова "пропаганда". Это понятно: "пропаганда" не может уже ассоциироваться ни с чем кроме советского "агитпропа" или уныло зевотной "пропаганды научных и технических знаний". Не зря же политические противники из мира медиа любят в наши дни обзывать друг дружку "пропагандонами".
Очень часто нейтральное вроде бы слово "пиар" используют в негативном контексте. По поводу любого действия, поступка или высказывания публичного человека говорят: "Это он пиарится". Или "это типичный самопиар". Получается, что, в общем-то, любой публичный жест публичного человека есть "пиар". А что же в таком случае не "пиар"?
Да и что за слово такое? Откуда оно взялось? Людей, помнящих об этом, становится все меньше и меньше. И я ничуть не сомневаюсь, что кто-то из лингвистов далекого будущего выдвинет дерзкую и завиральную гипотезу, в соответствии с которой русское слово "пиар", возможно, происходит от английской аббревиатуры P.R., что означает всего лишь public relations.
Над ним, конечно же, будут издеваться.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
