04.07.2005 | Просто так

Слух чуткий парус напрягает

Прислушайся, читатель, к шуму, треску и скрежету и ты - рано или поздно - услышишь музыку

Вынесенная в заголовок цитата из Мандельштама может служить заодно и эпиграфом. А еще эпиграфом могли бы служить всем известные слова про то, что «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Или про «шум времени». Выуживание ценных или хотя бы просто неожиданно насущных вещей из свалки на дачном чердаке или в углу дровяного сарая это, может быть, одно из самых увлекательных занятий. Не потому ли мы так любим в разных местах, куда нас заносит, посещать блошиные рынки. Это вам не музей какой-нибудь, где вся работа уже проделана за вас. И не театр, где мы вынуждены быть лишь пассивными свидетелями чужого замысла и вымысла. Театр не там, где сцена, ряды стульев и какие-то посторонние люди, притворяющиеся совсем другими людьми. Нас не обманешь. Театр – это индивидуальная работа, основанная на умении находить в шуме ритм и порядок. Для этого надо не так уж и много – всего лишь уметь всматриваться и вслушиваться, напрягать время от времени чуткий парус слуха. Ну, и отбирать, разумеется.

Тут, впрочем, важно учесть, что страсть к подслушиванию чужих разговоров, даже если она, в общем-то, бескорыстна, поскольку она преследует исключительно художественные цели, не только предосудительна с точки зрения общепринятой морали, но и не всегда безопасна. Когда-то очень давно на эскалаторе впереди меня ехали двое и вполголоса о чем-то говорили. Я, клянусь, ничего не слышал, хотя и по привычке пытался. В какой-то момент один из них обернулся, нехорошо посмотрел на меня и спросил: «Пацан, ты слышал, о чем мы тут говорили?» - «Не слышал» - ответил я не только абсолютно честно, но еще и стараясь придать своей интонации некую дополнительную убедительность. Видимо, это получилось, ибо он, глядя как бы в сторону, сказал: «Ну, твое счастье». Он отвернулся и пошел, а я ощутил под одеждой прохладную влагу.

Но бывают же вещи, достойные риска. Прислушайся, читатель, прошу тебя, и ты сможешь услышать что-нибудь драгоценное, что-нибудь такое, что украсит твою монотонную, в общем-то, жизнь. Все, что тебе скажут дома, на службе или по радио, ты давно уже знаешь и сам. А если не знаешь, то тебе же, может, и лучше.

Прислушайся, и ты обретешь возможность выдернуть из невнятного речевого потока такой, допустим, бриллиант: «Ты знаешь, я все сделала, как ты сказала, но горечь осталась» - «А ты, наверное, лук забыла ошпарить кипятком».

Прислушайся, и ты сможешь услышать что-нибудь вроде этого: «Я ему вчера звонил целый день, но - увы, бля!».

Умоляю, читатель, присядь в один из погожих летних дней хоть на двадцать минут за столик с кружечкой пива. Но присядь таким образом, чтобы за соседним столиком непременно сидели бы двое конкретных таких, густо татуированных мужиков, бэкграунд которых достаточно прозрачен. То есть ходки по две-три за каждым числятся, это верняк. И вот, вообрази себе, сидят они, пьют пивко, чего-то такое неторопливо перетирают. Солнышко, ветерок, креветки - хорошо. На какую-то нерасслышанную тобою реплику одного из них, другой принимается хохотать так, как будто этому его обучили в лагерной самодеятельности, где он репетировал роль, к примеру, Мефистофеля. «Ну, ты, Валер, даешь! – сквозь демонический хохот выдавливает хохочущий, - Ты, Валер, способен опошлить даже самую святую хуйню!»

Прислушайся, и ты поймешь, что последние три слова являются не чем иным, как неизвестной тебе ранее философской формулой, существенно обогатившей твой терминологический инструментарий, формулой, с которой тебе будет куда легче тащиться по ухабам и буеракам этой нелегкой жизни.

Прислушайся, читатель, к шуму, треску и скрежету, напряженно прислушайся, и ты - рано или поздно - услышишь музыку. Не исключено, что это будет музыка сфер.

Источник: "Политбюро", № 32, 1-7.09.2003,