30.10.2008 | Искусство
Художник как обманутый вкладчикСовременному искусству присвоен титул «Иного»
Текст: Юлия Лидерман
Преимущества знакомства с культурной институцией по информации в СМИ — доступность оговорок.
На официальном сайте Государственной Третьяковской галереи выложен текст обращения заместителя директора по научной деятельности Ирины Лебедевой к художникам, чьи работы находятся в коллекции музея, и ее интервью «Новой газете» под общим названием «Художники как обманутые вкладчики».
В текстах дается представление об официальном отношении дирекции галереи к конфликту с бывшим заведующим отделом новейших течений Андреем Ерофеевым, в приложении лежат документы для урегулирования отношений музея с авторами произведений, которые принимал на хранение отдел новейших течений. Интервью, обращения и приложения (бланки договоров о пожертвовании) выложены в открытый доступ и рекламируются на главной странице музея.
Зачем эти тексты помещены на главной странице главной национальной галереи страны?
Судя по названию, дирекции Третьяковской галереи показалось удачным сравнение коллекции музея с капиталом. Должны ли художники согласиться с тем, что музей понимает их вклад в коллекцию как вклад в государственный банк? Или название должно быть понято как небольшая провокация для привлечения внимания к прозрачным и защищенным правовыми нормами отношениям руководства музея с представителями художественной элиты?
Мое внимание этот медийный трюк привлек. Но при знакомстве с текстом обращения к художникам мой интерес вызвали несколько формулировок. Например, то, как понимает объект хранения и изучения Ирина Лебедева. «Тогда же новый материал, отличающийся от традиционных видов искусства (объекты, фотографии и т.д.), был выделен в специальный фонд «Экспериментальное искусство». Конец цитаты.
Но кульминационным моментом во время чтения выложенных на сайте документов стало для меня знакомство с категориальным представлением музея о «старом и новом материале».
Древнерусское искусство. Живопись. Графика. Скульптура. Иное… Это не шутка, в этой рубрике помещены произведения в жанрах современного искусства.
Качество просветительской деятельности музея зависит от ясности концепции истории и/или вариантов типологизации представляемого искусства. Концепция понимания и представления искусства в главном национальном музее страны напоминает сувенирную репрезентацию национальных особенностей. Снова цитата из интервью: «Больше всего Третьяковкой интересуются иностранцы — они в восторге, им страшно интересно, что у нас представлено разное искусство. Мы должны сделать так, чтобы наши современники ходили в музей, чтобы это было распространено, как на Западе».
Так что же, в основе концепции национального музея туристический интерес к нему? Но теоретический потенциал сувенирного понимания собственной культуры ничтожен, ее представление в этом случае превращается в калейдоскоп стереотипов или аттракционов. В цитате скрыто противоречие. Чтобы экспозиция такого масштаба вызывала интерес, она, видимо, должна учитывать интересы самых разных групп, для которых искусство представляет насущный, жизненный интерес.
Представление о сообществе посетителей музея, состоящем из «обыкновенных зрителей» и «иностранцев», которое можно прочитать в приведенной цитате, слишком архаично и вряд ли может сейчас продвинуть музей к экспозиционным инновациям.
Равнение на Запад из риторической фигуры должно превратиться в понимание и привести к освоению современных принципов работы с экспонированием и рубрикацией коллекции. А понимание современности как «иного» блокирует реализацию задачи музея: найти для произведения такие рамки, которые делают очевидным актуальный смысл демонстрируемых работ. Напротив, оно сообщает искусству характер не соотнесенного ни с чем, «внеположного», непостижимого.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.