02.07.2008 | Париж Дельфины де Жирарден
Женщины танцующие и ученые8 февраля 1837 года
Кстати о женщинах, грипп недавно сыграл с ними дурную шутку: из шестисот особ, получивших давеча приглашение на одно из самых элегантных празднеств, в наличии оказалось все две сотни. Остальные четыре сотни либо лежали в постели, либо сидели у постели больного; отсюда чрезмерная свобода передвижения в кадрилях, сильно смутившая танцевавших дам; окружающие могли любоваться тем, как они не танцуют, и эта их манера скользить по паркету, не сводя глаз с кончиков своих бальных туфель, -- манера, превосходно соответствующая тем подневольным ристалищам под звуки скрипок и контрабасов, которые именуются французской кадрилью, этой борьбе с толпой, которую именуют танцами, имела вид чрезвычайно смешной на просторе, предоставляющем такую свободу движений.
Грипп станет причиной реформы в танцевальном искусстве. То, что прежде казалось талантом, в конце концов прослывет смешной причудой. Женщины по глупости лишают себя многих радостей и побед, которые ничто не способно заменить, а потом с удивлением обнаруживают, что им все постыло и все наскучило.
От одной очень хорошенькой особы нам довелось недавно услышать следующее признание: “Маменька говорит, что когда она была в моем возрасте, она обожала танцевать, а вот я танцевать совсем не люблю”. – “Вы этого знать не можете, -- отвечали мы ей, -- потому что никогда не танцевали”. – “Как, да ведь еще вчера...” – “Ах это... То, что вы называете танцем: поставить носки вместе, а пятки врозь, выгнуть руки корзиночкой, сделать три шага вперед в легком полупоклоне, потом проскользить направо, не отрываясь от паркета, как будто вас к нему приклеили; потом, не обнаружив справа ничего достойного внимания, направиться тем же манером влево; не найдя того, что вы ищете, и там, внезапно двинуться вперед, чтобы выяснить, что творится там, напротив; а потом опять все то же: шаг вправо, шаг влево, одно и то же, одно и то же; ибо если вы хоть раз собьетесь, вас примут за сорокалетнюю матрону.
На балах возраст узнают не по лицам, а по ногам; женщина, которая танцует, сдвинув пятки и раздвинув носки, тем самым признается, что ей тридцать; та, что кружится и выполняет фигуру спина к спине, признается, что ей сорок; та, которая делает па-де-бурре и па-де-баск, обличает свой пятидесятилетний возраст, та же, которая рискнула бы показать па-де-зефир, -- если, конечно, была бы на это способна, -- ясно дала бы понять, что ей шестидесят.
А вы – вы не танцуете, а просто ходите мерным шагом, поэтому вы никак не можете знать, любите ли вы танцевать. Некогда танец требовал подготовки, потому что для того чтобы научиться исполнять все эти па, нынче находящиеся в таком небрежении, нужно было изрядно потрудиться; но в те времена танец доставлял удовольствие, потому что сулил немало побед. Перед хорошо танцующей барышней открывалось большое будущее. Браки заключались на балах; хорошее соло стоило приданого. Сегодня умение танцевать считается смешным, а учителя танцев вынуждены преподавать историю и географию. Славный г-н Леви хорошо понял свое время; дела его школы танцев шли все хуже и хуже; он превратил ее в школу импровизации: танцевальное заведение сделалось школою красноречия. Г-н Леви теперь учит девочек часы напролет, не зная ни отдыха, ни срока, толковать о восходе солнца, о сыновней любви, о кончине какого-нибудь великого человека. Пусть ума у этих девочек от умения говорить не прибавляется, зато прибавляется уверенности в себе – а это уже что-то; родители преисполняются гордости: их дочь импровизирует; вот уж чудо из чудес! Прогресс, конечно, налицо, но кто бы объяснил нам, отчего прежде женщины не умели грамотно писать, но зато превосходно умели танцевать – и всегда были окружены мужчинами. – Сегодня дамы образованны на диво; они говорят по-английски и по-итальянски, импровизируют по-французски, читают “Британское обозрение”, исторические труды г-на Минье и даже речи в Палате; они вполне способны поддержать беседу с мужчинами... а между тем мужчины же пренебрегают плодами этой блестящей образованности и направляют свои стопы в клубы, в кафе или, что еще более оскорбительно, в подозрительные бальные заведения, куда эти воспитанные и ученые дамы не ходят, ходят же туда такие дамы, которые только и умеют, что танцевать – танцы их, конечно, странные, предосудительные, однако это как раз и доказывает, что мы правы: театральное искусство нуждается в скорейшем реформировании.
О женщины! женщины! они не сознают своего призвания, они не понимают, что их главная цель, их первейшая обязанность – быть соблазнительницами. Пусть учатся... мы не против, но пусть учеба не идет во вред тому, что должно составлять основной источник их притягательности; пусть читают, но при этом пусть еще и поют; пусть говорят по-английски, как англичанки, но при этом пусть носят шляпки, как француженки; пусть сочиняют стихи, если могут, но пусть при этом не забывают смеяться и танцевать, а главное, пленять – пленять прежде всего.
Человеку не нужно, чтобы жена разделяла с ним его труды; ему нужно, чтобы она его от них отвлекала. Образование для женщины – роскошь; без него она способна обойтись, но не способна обойтись без прелести, очарования, пленительности; женщины призваны украшать жизнь, а всякое украшение должно казаться тонким и легким, изящным и кокетливым -- что не мешает ему быть сделанным из меди или камня, из золота или мрамора.
Провинциалы по-прежнему здесь, но их не узнать. Их манеры и повадки переменились полностью; куда делось простодушное изумление, которое немедленно указывало на их происхождение? куда делись те поразительные уборы, которые обличали их малую родину?
Отличительная черта женщин, о которых мы говорим, заключается в том, что они вовсе не похожи на женщин и более всего напоминают бойких кукол, внезапно обретших дар движения и речи; они стараются держаться величаво, но остаются чопорными и жеманными