Литература состоит не только из текстов, но и из способов обращения с ними. Как обращаться с традиционной литературой, нас учат с детства. А как обращаться с литературой экспериментальной, авангардной, нам узнать неоткуда. Поэтому правильно поступил составитель альманаха "Премия Андрея Белого 2005-2006" Борис Останин (один из учредителей премии), включив туда не только тексты лауреатов, но и посвященные им торжественные речи и критические статьи. Нам предложены не сплошные, закрытые тексты, в которые не знаешь, как войти, а многомерный живой кусок литературы, внутри которого уже уместилось множество авторов -- Мария Степанова, Борис Дубин, Алексей Цветков, Александр Скидан, Александр Гольдштейн, Геннадий Айги, Шамшад Абдуллаев и другие -- и еще оставлено место для слушателя и читателя. И этому читателю становится ясно, о чем тут -- в той литературе, которую отмечает премия -- вообще идет речь.
С момента своего учреждения в 1978 году премия всегда выполняла разделительную функцию, но в разные периоды она прокладывала разные границы.
В 1970-х--начале 1980-х премия проводила черту между официальной и независимой литературами и избавляла независимую литературу от грозившей ей подпольности, поскольку любая премия (пусть даже ее материальный эквивалент -- сакраментальные яблоко, бутылка, рубль) -- это всегда направленный на лауреата свет, антиподпольный по определению.
Возобновленная в 1997 году, праздничному терапевтическому беспамятству постмодернизма премия противопоставила память о катастрофах, а всеобщему упрощению -- утонченную сложность.
Но теперь, когда постмодернизм из господствующего умонастроения превратился в нечто фоновое и периферийное, важными становятся другие разделения, другие границы.
Читая тексты, статьи и речи в этом альманахе, начинаешь думать, что теперь на первый план выходит слово "работа".
Разумеется, не в том смысле, что номинанты и лауреаты премии Белого трудятся больше и усерднее, чем сочинители детективов или букеровские триумфаторы, а в том, что сами отмеченные премией тексты приобретают вид каких-то инструментов, попадают в поле какой-то возможной общей работы. Книга как инструмент противопоставлена книге как товару, совместная работа противопоставлена разъединению и конкуренции.
Но -- как сказано у Михаила Гронаса -- "если оно и поле, то с какими-то дырами, прорвами".
Жест премии объективно оказывается двойным -- она одновременно и объявляет текст инструментом для общей работы, и показывает, что вне литературы, вне искусства эта работа прервана, что извне за инструментами мало кто приходит.
Неприкаянный -- одновременно и запоздалый, и слишком ранний -- постсоветский авангард производит инструменты освобождения, которыми только он сам и пользуется. Но чего точно не стоит делать в такой ситуации, это пытаться скрыть неприкаянность искусства с помощью его искусственной (игрушечной) политизации. Идея работы тем и хороша, что она позволяет не суетиться, а именно что спокойно работать.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Книжный сериал Евгении Некрасовой «Кожа» состоит из аудио- и текстоматериалов, которые выходят каждую неделю. Одна глава в ней — это отдельная серия. Сериал рассказывает о жизни двух девушек — чернокожей рабыни Хоуп и русской крепостной Домне.