14.09.2005 | Просто так

Павлин

Едва ли не важнейшим событием праздничного дня стало известие о бегстве одного из узников столичного зоопарка

Праздник ведь только тогда и праздник, когда он запоминается хоть каким-нибудь, пусть и не очень ярким, но событием. Например, знаменательным знакомством. Или, наоборот, пропажей галош. А уж если про этот праздник точно известно, что он последний, что такого праздника больше не будет уже никогда, ибо его не сумели спасти от забвения никакие стыдливые переименования, то запомниться он просто обязан.
Вот он и запомнился. Едва ли не важнейшим событием этого дня стало сенсационнейшее известие о бегстве одного из узников столичного зоопарка, выбравшего свободу. Свобода — важнее. Птицы это знают — «пора, брат, пора!».

Короче говоря, один из павлинов пустился в бега, пропал, говоря другими словами. Впрочем, погуляв да покуролесив недели три по окрестным дворам, поизумляв местных обывателей своим нездешним кафешантанным оперением, птица все же вернулась на казенные харчи, не чувствуя, похоже, никакой неловкости. Что, мол, такого-то, погулял и вернулся. Зато как погулял: будет что вспомнить.

Вообще-то, не только работники зоопарка, но и окрестные жители знают, что подобные фокусы не слишком уж большая редкость. Птички прилетают и улетают, и ветер возвращается на круги своя.

Да и не только птички. Была такая история времен пятидесятых годов, история, за достоверность которой ручаться не приходится. Тем не менее.

Рассказывают, что один из зоопарковских волков нашел в клетке какую-то лазейку, о которой рассказывать никому не стал, а просто уходил ежедневно за территорию зоопарка и ошивался целый день около пивняка на Пресне, где местные алкаши, принимая его за дворнягу, подкармливали чем бог послал.

Легко представить себе, как этот хищник, эта врожденная, но не состоявшаяся гроза курятников и овечьих отар, разыгрывал роль ласковой дворняжки. Как он вилял хвостом и умильно заглядывал в глаза, растапливая суровые сердца пресненских пролетариев. Поболтавшись около пивной свой рабочий день, волчара возвращался в клетку. Ну и правильно: ночевать же где-то надо? Так длилось сколько-то лет, пока кто-то из сотрудников не решил пересчитать волчью наличность не вечером, а днем.

Но павлин! Но на Седьмое ноября! Это ли не символ? Хоть чего: примирения, согласия, завоеванной свободы, нечаянной красоты — чего угодно.

Источник: "Большой город", № 42 (126) 6.01.2005 года,