07.07.2005 | Колонка

Фирменная упаковка

Продаются и вдохновенье, и слезы, и любовь, да и божество в сущности

Недавно моя коллега побывала в Нью-Йорке, где навестила своих родственников, уехавших из Москвы лет восемь тому назад. «Ну, что нового в Москве? - начали они жадно расспрашивать ее, - Какие сплетни? С кем сейчас Пресняков?» Тут она слегка растерялась, пытаясь вспомнить хоть одного знакомого с такой фамилией. Потом до нее дошло, что речь идет о популярном певце. «Да откуда же я знаю?» - ответила она. – «Как откуда? Ты же в Москве все-таки живешь!»

Это, конечно, смешно. Смешно и грустно, когда люди, не слишком уверенные в значимости и даже реальности собственного существования, озабочены обстоятельствами чужой и, главное, столь малоинтересной жизни. Можно, разумеется, посетовать на низкий культурный уровень «широких масс», склонных отождествлять автора с его персонажем и воспринимать артиста как свою собственность. Можно сказать, что подобного рода инстинкты бессовестно подогреваются телевидением и «желтыми» изданиями. Но это как-то слишком просто.

Любопытство, проявляемое к жизни артиста, интерес не только к его делу, но и к его, так сказать, телу во всем многообразии его проявлений и даже отправлений, свойственны более или менее всем. И даром, что одних горячо волнует диета Кристины Орбакайте, а других – потаенная любовь Пушкина или тайна гибели Маяковского. Потайные пружины творческого процесса традиционно принято изыскивать в недрах художнической биографии.

Ситуация, узаконенная и тысячекратно умноженная институциями массовой культуры, восходит к романтической традиции, где судьбу художника предложено было прочитывать как художественное произведение. «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Справедливо. Но продаются также и вдохновенье, и слезы, и любовь, да и божество в сущности. И «Любовь поэта», и «Смерть поэта» - рано или поздно становятся литературными жанрами.

После одного из первых моих заграничных выступлений мой переводчик сказал, что директор книжного магазина, где проходило чтение, приглашает нас поужинать вместе с ним. «Слушай, я страшно устал, - сказал я, - и есть совсем не хочу. Нельзя ли как-нибудь извиниться и слинять в гостиницу?» - «Нельзя, - с несвойственной ему жесткостью сказал переводчик, - В твой гонорар включено и это». Я понял. Я понял, что проданным мною товаром в данном случае является не только мой текст и его публичное исполнение, но и неформальное общение, то есть неотъемлемая часть моей приватной и неповторимой жизни.

Можно считать, что сочинительство есть сугубо частное дело, и это так и есть. Но коль скоро твой продукт обнаруживает способность становиться товаром, будь готов к тому, что товар твой нуждается в фирменной упаковке, каковою являешься ты сам.

Источник: "Еженедельный журнал", №103, 20.01.2004,