10.07.2006 | Просто так

Нужда в at home

Я думаю о чувстве дома, своего дома, дома как убежища. И думаю о том, что далеко не всем это чувство дано

Юридическая и моральная подоплека всего того, что происходит в Южном Бутове, ставшем на какое-то время информационным центром средоточием нашей столицы, запутана и противоречива. Да и никакого такого единого порыва среди южнобутовских выселенцев, похоже, не наблюдается. Кто-то вовсе не против съехать из своей постылой развалюхи в городскую квартиру с удобствами, а кто-то готов умереть на пороге собственного дома, но не дать его на растерзание. Свои резоны есть у всех.

У меня же эта история вызывает вовсе не имеющие прямого отношения к делу ассоциации. Я думаю о чувстве дома, своего дома, дома как убежища. И думаю о том, что далеко не всем это чувство дано.

А еще я думаю о том, как повезло в жизни тем, кто вырос в одноэтажном деревянном доме с печкой. Я знаю, о чем я говорю, ибо именно в таком доме я и вырос. Это было плохонькое и тесное жилище в подмосковной Тайнинке. Но это жилище снится мне все чаще и чаще. И снится мне, что я такой как есть, в своем нынешнем возрасте и со своим житейским опытом каким-то непонятным образом снова вселяюсь в свой тайнинский деревянный дом, где когда-то в двух маленьких комнатках жили пять человек. И мне снится, что я счастлив, что я, наконец, вернулся. Дом – это не то место, где живут, вернее сказать «проживают». Дом – это то место, куда возвращаются.

Я, понятное дело, не ценил этот утробный рай. Он был нормой. Я завидовал всем, кто жил не так, как я, и не там, где я. Я мечтал жить в строительном вагончике, в землянке, в автобусе, на корабле, в дирижабле, в строительной бытовке, в каморке при заводской проходной, где жил мой одноклассник, или в долуподвальной дворницкой, где жил другой. Теснота – это ничего, это не страшно. Детское воображение раздвигало скученное пространство до размеров, необходимых для мечтаний. Мечтания же метались от дворца султана с голубыми фонтанамии до трюма пиратской шхуны, от подземного дворца размером с целый город до пахнущей свежими стружками каморки папы Карло.

Я завидовал школьному товарищу, жившему в здании школы – его мать была учительницей пения. Это же удивительно, когда люди живут практически там же, где работают. В общем-то это можно сказать про колхозников или домохозяек. Но нет, это не то. То ли дело хирург Тигран Арамович Мхитарьян, консультировавший прямо в своем собственном доме в Перловке. Никогда мне не забыть торжественной приемной, где в кожаных креслах робко и почтительно сидели пациенты, ждавшие своей очереди.

Дом – живое существо. Не даром мифологическое сознание населяло его домовыми и прочими духами. И не даром баба Яга жила в избушке на курьих ножках. И не даром ребенок рисует сначала маму с папой, а потом домик с трубой и дымом.

С возрастом детское ощущение дома выветривается, как и прочие детские ощущения. Но так же, как и прочие детские ощущения, перетекает в подсознание. Вообще-то, идея дома как места гарантии покоя и безопасности плохо усваивается на наших просторах. Какой еще дом, какая крепость, когда тебя в любой момент могут выселить и переселить. Да и правильное ли слово «дом»? Да и способно ли оно обозначить все то, что напрямую связано с «покоем и волей».

В рукописи пушкинского шедевра «Пора мой друг, пора» имеется план продолжения. Есть там такое место: «Юность не имеет нужды в at home зрелый возраст ужасается своего уединения».

Нужда в at home – это не то же самое, что жилищный вопрос. Пушкин на то и Пушкин, чтобы суметь сформулировать все то, что чувствуют, но не умеют высказать несчастные обитатели южнобутовских домиков.

Источник: " Ведомости. Пятница", 2006,