Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

25.05.2006 | Колонка / Религия

Фабрика расколов

Победные реляции в СМИ о воссоединение двух церквей – это хорошая мина при не очень хорошей игре.

В православном мире почти одновременно произошли два события.

1. В Сан-Франциско состоялся IV Всезарубежный собор Русской православной церкви за границей.

2. Патриарх Алексий II уволил на покой главу Сурожской епархии, что на Британских Островах, епископа Василия (Осборна).

Весьма осторожная резолюция cобора о возможности восстановления канонического общения между РПЦЗ и Московским патриархатом была на ура встречена отечественными церковными и политическими лидерами. Прeщение, наложенное на епископа Василия, осталось в России фактически незамеченным, вогнав в грусть лишь стремительно тающее племя православных либералов. Между тем оба эти события в равной мере свидетельствуют: Русская православная церковь стала послушным инструментом внешней политики государства. И это не сулит ничего хорошего обоим.

Воссоединения двух ветвей русского православия – благое дело. И можно было только порадоваться, когда оно сдвинулось с мертвой точки после личного вмешательства президента Путина. Именно он в 2003 году передал в Нью-Йорке послание Московского патриарха главе РПЦЗ митрополиту Лавру. Однако с самого начала в сугубо церковные дела примешалась изрядная толика светской политики: в условиях глобализации роль соотечественников, оказавшихся за границей, постоянно растет, и российскую диаспору решили прибрать к рукам с помощью единого православия. Иерархи двух церквей, неустанно проклинавших друг друга на протяжении многих лет, практически слились в объятиях. Этому способствовали крайний консерватизм, национализм и этатизм зарубежников (в Путине им очень хотелось видеть нового царя-батюшку, радеющего о православном единстве, а в России – возрожденную империю) и те же тенденции, набирающие вес в РПЦ. Согласительные комиссии нашли компромиссы и по сергианству (пресловутому сотрудничеству РПЦ с безбожным режимом), и по экуменизму, который РПЦЗ на дух не переносит. Удалось даже договориться о сохранении за РПЦЗ самостоятельного статуса, что более или менее решало проблемы собственности. Все дело испортила одна «мелочь».

При всем своем богословском консерватизме зарубежники достигли высокой степени внутрицерковной свободы – годы, прожитые на демократической чужбине, дали о себе знать.

Страх эту свободу потерять и омрачил радужную картину воссоединительного процесса. Жаркие дискуссии в Сан-Франциско, в которых на равных с клиром принимали участие и миряне, были совершенно непонятны нашим церковным деятелям и, тем более, политикам, а дружные залпы отечественной пропаганды накануне и во время Всезарубежного собора сильно напугали его участников, ярко напомнив о совке: нет, не изжито сергианство на исторической родине. Да и экуменизм, прости господи, тоже. Эти ламентации попали в резолюцию собора, будто и не было ничего согласовано. А из Москвы безостановочно неслось: воссоединение любой ценой, пусть и ценой раскола с непримиримыми.

Вместо чаемого сплочения в эмигрантской среде разброд, шатания и стенания: от Большого брата не спрятаться и на краю света.

В отличие от зарубежников, Сурожская епархия всегда была частью Московского патриархата. Ее создание – фактически дело рук одного человека, великого православного проповедника прошлого столетия митрополита Антония (Блума). Родившийся в Швейцарии сын царского дипломата сохранил не только преданность матери-церкви, но и сознание вселенской роли православия. Его образ церкви разительно отличался от зарубежников – верность традиции, но без узкого национализма и этатизма. Он сумел пробудить во многих англичанах глубокий интерес к своей вере, который даже привел некоторых в лоно РПЦ, хотя православие в Великобритании было с XVII века представлено греками. С другой стороны приезды митрополита в Россию подталкивали к православию отечественную интеллигенцию – оказывается, вера отцов может стать очагом свободы! В отличие от других иерархов РПЦ, владыка Антоний мог позволить себе политическую независимость. Когда Солженицын был выслан из СССР, митрополит сложил с себя сан патриаршего экзарха в Западной Европе. Советская власть смотрела на чудачества митрополита и его британской паствы сквозь пальцы. Они выполняли весьма полезную роль для внешнеполитической пропаганды: смотрите, у нас религиозная свобода. В какой-то мере это можно сравнить с той ролью, которую играли в те же времена западные интеллигенты, уверовавшие в другую религию – коммунизм. Им тоже прощали всякие шалости. Но времена изменились.

Эксцентричные иностранцы, принимающие русскую веру, стали неугодны РПЦ, неустанно возвещающей о том, что вера эта – основа русской идентичности.

Протестантам и католикам дали понять: вы не лезьте на нашу каноническую территорию, а мы не тронем вашей. Что удачно совпало с интересом государства – влиять на соотечественников, временно или постоянно проживающих за рубежом. Еще при жизни митрополита ему был прислан из Москвы наследник, епископ Иларион (Алфеев), который попытался осуществить на практике смену приоритетов. Но смертельно больной владыка проявил твердость и незадолго до кончины в 2003 году передал епархию в руки верного соратника епископа Василия – американца, обратившегося в православие еще студентом. Несостоявшийся российский наследник успел, однако, посеять семена раздора. Между новыми приезжими из России и старой паствой митрополита Антония (интегрированными в местную жизнь эмигрантами и этническими британцами) началась настоящая война, где своих (а как же иначе!) впрямую поддержала Москва. Новоприезжие, в основном неофиты требовали верности русскому обряду, их оппоненты – вселенскому духу православия. К тому же первых было на порядок больше, чем вторых: русское население одного Лондона в последние годы возросло до 200 тыс. Точку в споре поставил московский патриарх, отправив на покой епископа Василия, который ради сохранения наследия своего учителя решился на крайний шаг – уход под омофор патриарха вселенского.

Превращение церкви в послушный инструмент государственной политики губительно для церкви. Она перестает быть хранительницей вечных ценностей в поврежденном грехом мире и становится его покорной частью. Так было в синодальные времена, когда церковь являлась казенным институтом царской власти, так было в советские, когда ручные иерархи занимались международной пропагандой под видом экуменической деятельности. Так стало и теперь.

Оказываясь на побегушках у светской власти, РПЦ обнаруживает крайне малую политическую эффективность.

1. Архиерейский собор, последовавший за всезарубежным, принял не чаемый акт о каноническом общении с РПЦ, а всего лишь проект такового, оговорив его реализацию рядом условий. Теперь общение в неясном будущем, а вот раскол среди переполошившихся зарубежников – в близком настоящем.

2. Верный епископу Василию епархиальный совет высказался против патриаршего решения. Значит, впереди тоже раскол. Москва одержала Пиррову победу: авторитет покойного митрополита Антония и его детища во всем христианском мире огромен.

Урон нанесен не только церкви, он нанесен еще и российской власти. Ей от вмешательства в церковные проблемы тоже, как выясняется, пользы мало.



Источник: Газета.Ru, 22.05.2006,








Рекомендованные материалы



Шаги командора

«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.


Полицейская идиллия

Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»