АВТОР: Оксана Елисова. На момент написания работы ученица 9 класса гимназии №20 г. Саранска. Научные руководители Юлия Владимировна Горшкова, Алёна Владимировна Елисова. 2-я премия XVI Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал.
Окончание
О национальном составе советской армии (житейские рассказы)
В разговоре о людях служивших вместе с ним, дед (Тенишев Халим Усманович) всегда заявляет, что никаких ссор и скандалов не было. Говоря современным языком о таких взаимоотношениях – у них была «сплошная толерантность», одно из «модных» слов сейчас.
В части служили солдаты и офицеры 26-ти национальностей. Дед вспоминает, что в середине 1950-х годов начали призывать в армию советских немцев, в части их было два: Эртман и Майер. В сознании людей «немец» и «фашист» значили тогда одно и то же. Вот и к Эртману и Майеру еще в 1954 году у солдат было настороженное отношение. Но со временем все это сгладилось. Дед вспоминает: «Да нормальные они люди. По-русски лучше меня, татарина, говорили».
Были в части два румына из Черновицкой области: Телегуз и Сапонару. Дед так о них говорит: «Служили, как все. Ничего плохого сказать не могу». В хозвзводе служил цыган по фамилии Сухан. Он никогда не расставался со своей скрипкой, носил ее везде с собой. Дед вспоминает: «Был этот цыган маленького роста, чернявый. Но как начинал играть – мы заслушивались. Не знал ни одной ноты, но зато как играл!» Много было людей разных национальностей в воинской части, но они всегда мирно уживались между собой, не конфликтовали.
Конечно, более тесно общались с представителями своих национальностей: всегда можно поговорить на родном языке, спеть свои песни.
«Вроде, как дома побывал, когда с ребятами-татарами поговорил», – так об этом сказал Халим-бабай. Было у него в армии 2 друга-татарина – Акбулатов Халим из соседнего Темниковского района и Яфаров Халим из Саратовской области.
В воинской части, где служил Халим-бабай, было много солдат, призванных с западной Украины: из Тернопольской, Черновицкой и Станиславской областей.
Грамотных среди солдат, призванных с западной Украины, не было: жизнь сложилась так, что русскому языку они начали учиться уже в конце или же после Великой Отечественной войны, когда советские войска вернулись на недавно присоединенные к СССР территории. Может, на украинском языке кто-то из них и умел писать, но на русском они только говорить могли, а читать или писать не умели. Дед вспоминает: «Между собой западные всегда по-своему разговаривали».
Когда у западных украинцев спрашивали: «Ну а как немцы во время войны с вами себя вели? Сильно обижали?», они про немецкую оккупацию никогда плохо не говорили: «Немцы давали нам, детям, остатки еды, что они не доели в столовой. Только всегда говорили: «Подождите, пока наши солдаты поедят, а что останется – вам дадим. Обижать не обижали».
Деду запомнилось, что в свободное время западные украинцы постоянно пели: перед вечерней поверкой они затягивали свои народные песни, и те солдаты, кто был рядом, бросив все дела, с удовольствием их слушали. Дед сам всегда поет «Распрягайте, хлопцы, коней», говоря, что этой песне он выучился у своих однополчан. Именно тогда, сначала в песне, а потом и в речи деда появляется характерное южнорусское «г».
Было много литовцев: Маркунас, Янкаускас, Укин, Марчулайтис. Дед запомнил слова Укина о времени входа советских войск в Прибалтику: «Мы до вашего прихода «карашо» жили». У деда до сих пор на слуху это искаженное укинское «карашо».
Никто из литовцев открыто не говорил, что им не нравится жить в Советском Союзе, но в каких-то недомолвках, полунамеках иногда это проскальзывало.
Между собой солдаты жили дружно: делить им было нечего. Дед вспоминает: «Тяжело было всем. Кормили неважно – порции маленькие, поэтому не наедались. Жили зимой в палатках в лесу, отопление – буржуйки. И служили в армии подолгу: кто больше трех лет, а кто и около четырех. Тогда срок службы начинал засчитываться только с Нового года, и неважно, когда кто был призван – весной или осенью: до 1 января следующего года служба в зачет не шла.
Сейчас и служить-то надо всего 1 год, но и от этого пустячного срока пытаются увильнуть. А тогда у ребят даже мысли такой не было, чтобы в армию не пойти. Если в деревне кого-то из ребят не брали в армию, то потом за него и замуж никто не выходил. Девчата считали так: раз в армию не взяли, значит, больной. «Дедовщина» появилась уже после нас. А мы просто служили и ждали возвращения домой. Мы были обычными советскими солдатами, и делить нам было нечего». Даже когда призванный из соседней деревни Мордовские Пошаты Ельниковского района Андрей Федосеевич Чопанов, 1935 г.р., в начале службы постоянно плакал, никто из сослуживцев не осуждал его. «По дому скучает», – так решили солдаты.
«Сын за отца не отвечает»
Летом 1955 года рядового Лунева вызвали в канцелярию воинской части, откуда через какое-то время он вышел совершенно подавленным. Другие солдаты пытались что-то у него узнать – бесполезно, ответов не было ни на один вопрос. Через солдата, что был писарем, выяснили, что за сотрудничество с немцами во время войны на Украине арестована мать Лунева. Самого Лунева не тронули, он продолжал служить, как раньше. И ни офицеры, ни солдаты никогда не вспоминали больше об этом случае. Дед сказал: «Вот так мы убедились в том, что действительно «сын за отца не отвечает».
Дед служил в армии, когда состоялся XX съезд. Через несколько дней после съезда проводилось плановое политзанятие, перед которым кто-то из солдат спросил: «Опять будет «как жили и боролись»?». Замполит в этот день выглядел не как обычно, а был каким-то странным: не было привычной уверенности в своих словах.
А когда он начал знакомить солдат с материалами съезда, у всех застыл на губах один и тот же вопрос: «Как?!». И далее сами же себе и отвечали: «Не может этого быть! Это провокация!». Замполит и сам был в полнейшем шоке: «великий вождь и мудрый учитель», который, по мнению многих, был просто непогрешимым, вдруг оказался не таким, каким его представляли с самого детства (а замполиту тогда было лет 30). Он не мог спокойно знакомить солдат с материалами съезда: голос срывался, замполит говорил с большим трудом, так и не оправившись от такого морального потрясения. Солдаты просто не могли осознать и поверить в услышанное. Западные украинцы и литовцы молчали. Может, им и было, что сказать про время сталинского правления на их родине, но промолчать для них было как-то спокойнее.
О венгерских событиях (23 октября – 9 ноября 1956 г.) и радиоприемнике
Осенью 1956 года решили купить радиоприемник: «Когда новости будем слушать, а когда концерт какой», – сказали солдаты. Сложились по 5 рублей, сходили в военторг: «Будем как культурные люди на гражданке – с приемником». Вечерами, когда было немного свободного времени, все с удовольствием слушали передачи из Москвы.
Но в конце октября того же 1956 года замполит предупредил солдат насчет радиоприемника: «Или продайте, или изыму». А так как это было время венгерских событий, когда солдаты могли слушать «вражеские голоса», на следующий день радиоприемник был изъят.
В 1958 году дед разговаривал с жителем деревни Старые Русские Пошаты, что находятся не так далеко от нашего села Новое Кадышево. Дед запомнил его фамилию – Долбилин:
«Нашим стрелять не разрешают, а венгры из толпы стреляют. Наши ночью десант сбросили, а венгры им трассирующими патронами парашюты сожгли. Всех положили. Но и мы Будапешт тоже хорошо порушили». Долбилин был в Венгрии во время тех событий: его часть экстренно перебросили туда из СССР. «11 тысяч наших положили», – говорил Долбилин.
В армии дед служил 3 года и 3 месяца. Деду повезло: он до Нового, 1955 года, прослужил всего 3 месяца, а с 1 января 1955 года началась его официальная трехгодичная служба. Дед точно помнит день своей демобилизации: 21 января 1957 года. Домой ехал со своим другом – Акбулатовым Халимом. Сестре Нюрии, привез подарок, купленный в военторге: в пакете 2 одеколона и пудра в круглой упаковке.
Конечно, многое со временем забывается, но в памяти у моего деда на всю жизнь сохранились воспоминания о трёх годах службы в армии. «Я помню дни армейские...»
