Бесправие и само по себе ужасно, потому что лишает и отдельного человека, и целые человеческие сообщества ориентиров в их социальном поведении. Но оно вдвойне ужасно, когда оно прикрывается тошнотворными лицемерными разговорами о «защите» и о «праве на самоопределение».
Помнить все это надо хотя бы для того, чтобы не растерять и не растрясти до восстановления человеческого уклада, правового мира, которые непременно восстановятся, другого выхода все равно нет. Первобытное право сильного, как показывает история, все равно нежизнеспособно. Другой вопрос, какой ценой, каким числом искалеченных судеб и изуродованных душ обернется этот кошмарный исторический рецидив.
Это раньше человеку казалось, что даже сфабрикованные обвинения должны содержать в себе какие-то признаки правдоподобия. Что следствие и суд так или иначе должны работать — пусть даже и жульнически — с такой священной юридической категорией, как доказательство.Всего этого нет теперь, даже на декоративном уровне. Вот просто нет, и все.
Это не язык деревни, не язык колхоза, не язык завода или гаража. Это не язык курилки научно-исследовательского института или студенческого общежития. Это язык той специфической социальной группы, которая и во времена моего детства, и во времена моей молодости концентрировалась в непосредственной близости к пивному ларьку.