Авторы
15.11.2013 | Просто так
Онищание речиО прошедшем: это давно уже не только имя собственное, но и имя нарицательное, обозначающее редкую профессию
Слово «Онищенко» все еще чисто по инерции воспринимается на слух и на вид как реальная фамилия реального человека, в данном случае главного санитара миролюбивой, но принципиальной путинской внешней политики.
Главной, если не единственной функцией упомянутого санитара является быстрое, практически мгновенное реагирование на различные внешнеполитические тонкости и нюансы, в соответствии с которыми одна и та же пищевая или питьевая привозная продукция становится то опасной для жизни и здоровья граждан, не всегда успевающих уследить за политической конъюнктурой, то, напротив, вполне даже пригодной и даже настоятельно рекомендуемой.
Но на самом деле «онищенко» - это давно уже не только имя собственное, но и имя нарицательное, обозначающее редкую, но необычайно броскую профессию.
И мне кажется, что ограничение должностных обязанностей представителей этой славной профессии исключительно пищевой сферой есть признак недальновидности, политической, можно сказать, близорукости, граничащей с халатностью, а то и с прямым саботажем.
Пора, давно пора нам, товарищи или - если вам так больше нравится, - господа, наряду с санитарно-гигиеническими онищенками (чью архиважную роль в деле патриотического оздоровления трудящихся приуменьшать тоже было бы неправильно), оснаститься онищенками и других, не менее важных специальностей.
Сегодня как никогда была бы, как нам представляется, широко востребована роль лингвистического онищенко, зорко следящего за чистотой литературного, а также разговорного русского языка, являющегося, как известно, еще и нашим государственным языком.
Нельзя сказать, что роль эта совсем новая. Вовсе нет. Известно, что в давние теперь уже времена, когда партия и правительство вели непримиримую борьбу с космополитизмом и низкопоклонством, ревнители лингвистической чистоты не оставались в стороне. Благодаря именно их бдительности такие вредоносные словесные уродцы, как «французская булка» или папиросы «Норд», были своевременно разоблачены и заменены соответственно «городской булкой» и папиросами «Север», что, разумеется, было горячо поддержано широкими массами трудящихся и встречено общественностью с явным облегчением и повышением производительности труда в полтора-два раза.
Да, это было. И непростительным легкомыслием было бы об этом забывать. Но вот не было тогда слова «онищенко». Не было, и все. А поэтому и столь важные для развития и укрепления нашей государственности решения и инициативы оставались, увы, анонимны. А наш народ любит имена. И чем звонче, тем он их больше любит, тем больше он им доверяет.
Лингвистический онищенко - это вызов времени. Он необходим, и он будет - я уверен. Особенно его необходимость актуальна в наши дни, когда кое-кто на Западе, а конкретно в натовской Голландии, давно снискавшей себе славу не только изобилием разнообразных богопротивных грехов, но и полным пренебрежением к священным для каждого россиянина правам и свободам личности, пока еще безнаказанно бряцает непонятно чем и всячески обижает некоторых не вполне уравновешенных, но зато преисполненных подлинного патриотического чувства россиян, обладающих к тому же дипломатическими ксивами.
Так вот. Меня, например, как человека, неравнодушного и чуткого к веяньям времени, всерьез беспокоит, что такие, например, словесные монстры, как «печка-голландка» или «голландский сыр», пусть даже и производства Угличского молокозавода им. Третьей пятилетки в четыре года, преспокойно и, можно сказать, нагло существуют в нашем языке и в ус не дуют.
И я уж не говорю о таком давно и прочно, хотя и коварным путем, втершемся в наш речевой обиход словосочетании, как «хер голландский». Уж можно подумать, что своего бы не нашлось!
Онищенки! Не спать! Враг у ворот. На вас смотрит страна.
Однажды она спросила: «Ты ел когда-нибудь варенье из роз?» Ничего себе! Варенье из роз! Какой-то прямо Андерсен! Варенье! Из роз! Неужели так бывает? «Нет, - ответил я с замиранием сердца, - никогда не ел. А такое, что ли, бывает варенье?» «Бывает. Хочешь, я привезу тебе его в следующий раз?» Еще бы не хотеть!
Можно, конечно, вспомнить и о висевшем около моей детской кроватки коврике с изображением огромного ярко-красного гриба, в тени которого, тесно прижавшись друг к другу, притулились две явно чем-то перепуганные белочки. Что так напугало их? Коврик об этом не счел нужным сообщить. Одна из первых в жизни тайн, навсегда оставшаяся не раскрытой.
