Авторы
В середине 50-х годов один начинающий поэт обнаружил где-то ранний сборник Николая Заболоцкого. Это были гениальные "Столбцы и поэмы", в те времена практически неизвестные. Прочитав эти стихи, молодой поэт впал - что и естественно - в экстатический восторг, потому что ничего подобного ему никогда читать не приходилось.
И он решил во что бы то ни стало познакомиться с автором. Дело оказалось непростое, потому что автор в те годы был не очень склонен к новым знакомствам. Но через каких-то знакомых знакомых знакомых встреча все же была устроена.
Об этой долгожданной встрече в дневнике молодого поэта осталась лишь короткая запись. Я, конечно, не помню ее дословно. Но была она приблизительно такая: "Познакомился с Н.А.З. Ожидал большего. Он говорил довольно банальные вещи. Например, что его любимый поэт – Пушкин".
Человеку художественной профессии или просто художественного, артистического склада органически свойственно стремление быть нетривиальным. Это естественно. А как же иначе!
Хорошо и правильно, когда это стремление реализуется в сфере собственно художественной и тогда - если хватает сил, таланта, терпения, энергии и, наконец, везения - художнику удается создать оригинальную, ни на что не похожую поэтику, существенно расширить пространство жанра или, пуще того, создать новый, небывалый жанр, решительно внедриться в зоны, не освоенные или не замеченные предшественниками.
Но получается гораздо печальнее и рискованнее, когда это стремление реализуется не в художественном творчестве, а в повседневном социальном поведении.
Иногда почти мистический ужас перед "тривиальностью" играет с человеком злую шутку и он, увертываясь от банальностей и очевидностей, практически вынуждает себя говорить или делать несусветно глупые, а иногда и откровенно подлые вещи, оправдывая все это тем неоспоримым, как ему кажется, обстоятельством, что он, например, "гений" или на худой конец "талант" и на этом основании всегда прав.
Бывают случаи, когда необходимость высказать нечто заведомо очевидное, нечто вроде того, что земля круглая, а вода жидкая, что воровать и врать дурно, что не следует обижать слабого или не пытаться защитить его от сильного, требует от художественного человека не только гражданской, но и интеллектуальной и артистической отваги.
Бывают случаи, когда самая, казалось бы, обыденная социальная вменяемость, третируемая художественно одаренными натурами как обывательский взгляд на жизнь, как мировоззрение вечно стонущих гагар, которым недоступно наслажденье чем-то там таким, является желанным плодом мучительных умственных усилий.
На вопрос, почему это вдруг именно сейчас автор решил коснуться этой (тривиальной, заметим) темы, я не отвечу ничего кроме того, что нет, не вдруг.
А на вопрос, не кажется ли автору, что для пущей убедительности было бы неплохо привести пару-тройку конкретных примеров, опять же ничего не отвечу кроме того, что слишком уж много их, этих примеров, - ищите сами.
Главное же в том, что никому не нужны те, в почтительной любви к кому начальники клянутся безостановочно. В стране осталось всего 80 тысяч ветеранов. Два года назад их было полтора миллиона. Увы, время неумолимо. Казалось бы, если принимать всерьез все эти камлания о том, что никто не забыт, жизнь 90-летних героев должна превратиться в рай. Но нет.
Я когда-то понял и сформулировал для себя, что из всех типов художественных или литературных деятелей наименьшее мое доверие вызывают два, в каком-то смысле противоположные друг другу. Первые — это те, кто утверждает, будто бы они, условно говоря, пишут (рисуют, лепят, сооружают, играют, поют, снимают) исключительно «для себя». Вторые это те, которые — «для всех».
