Авторы
Сначала – про себя. То есть начиная с той временной точки, когда я и многие другие – знакомые и незнакомые - торопливо двигались по тротуару Никитского бульвара, теснимые и грубо подталкиваемые в спины руками «космонавтов», кричавших на манер полицаев из советских фильмов про войну: «Вперед пошел!», «Не задерживаться!». Это было то ли такое кино, то ли такой тревожный сон.
В какой-то момент один из космонавтов, видимо, старший по чину, молча ткнул пальцем в мою сторону, и тотчас другой, видимо, младший по чину, подошел ко мне, без разговоров взял за руку повыше локтя и потащил к автозаку. По случайности произошло это на глазах сразу нескольких корреспондентов, а потому минуты через три (мы еще не успели дойти до автобуса) мой телефон стал звонить сплошным малиновым звоном.
Тащил меня довольно взрослый и, надо отдать ему должное, не слишком свирепый дядька. По дороге он успел спросить: «Вы правда, что ли, писатель?» «Ну да, - говорю, - есть такое дело». «А что пишете?» «Книжки», - говорю. «Книжки – это хорошо», - сказал он, не слишком, впрочем, убежденно. Потом он сказал: «Это хорошо, что вы не дергаетесь. А то у меня рука сломана. Вчера вот ВАШИ сломали». «Наши – это кто?» - спросил я. «Ну, эти, митингующие». «Так, может, не надо было разгонять мирных людей?» - спросил я. «У нас приказ. Мы и выполняем». Он вообще, надо сказать, вел себя скорее миролюбиво. Я, впрочем, тоже. За почти что приятельским разговором мы достигли цели нашего короткого, но содержательного путешествия. У самой цели я вспомнил, что у меня есть при себе редакционное удостоверение. «Вот, - говорю, - у меня удостоверение. И вообще хотелось бы узнать, по какой такой причине я задержан». Посмотрев на удостоверение, мой собеседник ничего не сказал, как-то неопределенно махнул одной рукой, убрал с моей руки свою вторую, не вполне вежливо повернулся ко мне спиной, и я понял, что я отпущен на волю.
Тревожный телефонный трезвон меж тем продолжался, и я только успевал сообщать, что со мной все ОК. Я узнал, что весть о моем задержании была за это время транслирована несколькими радиоканалами и интернет-изданиями, некоторые из которых для пущего колорита сообщили до кучи, что я еще и был жестоко избит. К счастью, эта весть не успела дойти до глаз и ушей моих домашних. Я ощутил себя кем-то вроде того самого чеховского персонажа, который попал под лошадь и стал на некоторое время, как бы сказали в наши дни, ньюсмейкером.
Со мной все ОК, слава богу. А вот со многими другими, кого с неадекватной грубостью, жестокостью и, в общем-то, свирепостью хватали и тащили в автозаки, совсем было даже не ОК.
Людей разного пола и возраста без какого бы то ни было принципа отбора просто выдергивали и тащили в машины.
«Космонавты» эти производили полное впечатление зомби. Их глаза были пусты и безжалостны, а движения напоминали движения роботов, запрограммированных лишь на два действия: хватание и утаскивание.
Позавчера на Болотной и вчера на бульварах власть совершенно недвусмысленно и с предельной наглядностью подтвердила лишний раз гражданам и всему миру то, что более или менее было очевидно и до этого. Она, власть, дала понять, что она и сама знает о своей нелегитимности. Никакая легитимная власть не ведет себя столь трусливо, столь жестоко и столь цинично по отношению к законопослушным гражданам собственной страны.
Пока людей, вся вина которых заключается в отчетливом ощущении собственной ответственности за судьбу собственной же страны, винтили на площадях и тротуарах, пока их упаковывали в автозаки и заботливо отоваривали дубинками по ребрам, за зубчатым частоколом зоны, в которую они вознамерились окончательно превратить нашу страну, урки-беспредельщики короновали своего позорного пахана. Но мы не имеем права забывать: он, как и все они, не только вне закона, но даже и не в законе. Потому что они даже не воры. Они cуки. Во всех смыслах этого слова, кроме буквального: собак любого пола я лично очень уважаю.
Глядя на эти нереальные сцены, напоминавшие старую кинохронику, где показывалась то ли Варшава 39-го года, то ли Париж 40-го, то ли Прага 68-го, хотелось плакать от ощущения исторической безысходности.
Все так. Но глядя на прекрасные молодые и не очень лица вокруг себя, наблюдая полное отсутствие страха и готовности отступить даже перед тупой дубинкой, испытываешь совсем другое ощущение. И даже уверенность: все только начинается.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
