Авторы
У каждого поколения своя война. Но интересно, что эта самая "война" у каждого последующего поколения делается все гаже и гаже, все фальшивее и фальшивее, все надсаднее и истеричнее. Само это слово с каждым новым поколением обрастает все более плотным слоем кавычек. Прежде мне казалось, что ничего более убогого, чем официальная стилистика 70-х годов, просто и быть не может. Так нет же - нынешние превзошли в этой области все мыслимые рубежи вселенской пошлости и гомерического бесстыдства. Впрочем, мы забегаем немножко вперед.
Люди моего поколения, родившиеся сразу же после войны, привыкли воспринимать войну и все, что с ней связано, как дело сугубо семейное. Я точно так же воспринимаю это и по сей день. Это семейное дело поколения моих родителей. А больше - ничье. Уж извините.
Люди войны - это не только фронтовики, но и те, что ездили через всю страну в телячьих теплушках в эвакуацию и обратно, те, что в толпе беженцев теряли детей, те, что, прижавшись друг к другу, дрожали в бомбоубежищах, те, что умирали от голода в Ленинграде, те, что в четырнадцать лет пошли работать на завод и работали там по десять часов в сутки. Люди войны - это и поколение моего старшего брата, которому к началу войны было чуть больше трех лет и который до сих пор собирает в ладонь хлебные крошки со стола.
Это было поколение войны. Я рос среди этого поколения.
К фронтовикам не было тогда какого-то специального отношения. Фронтовиками были почти все окружавшие меня взрослые мужчины: отец, братья отца, братья матери, даже кто-то из теток. Почти все соседи и отцы школьных друзей. Учителя и почтальоны. Милиционеры и артисты. Сторожа и воришки.
Это были абсолютно разные люди - умные и глупые, храбрецы и трусы, честные и жулики, подлые и благородные, палачи и жертвы. Участие в войне не воспринималось как подвиг сам по себе. Просто так вышло, что война стала участью определенного поколения. Они не выбирали войну, это война их выбрала. И на этот вызов судьбы каждый отвечал по-своему.
Представления о том, что к фронтовикам следует относиться как-то иначе, чем ко всем прочим, не было тогда. Потому что фронтовиками, повторяю, были почти все.
А война была в годы моего детства настолько близкой, что просто не успела еще обрасти прогорклым жирком казенной пошлости. Тотально пропагандистскую роль, роль исторической легитимации существовавшего в те годы порядка вещей играла "революция", и какие-то сомнительного происхождения "старые большевики", все как на подбор "видевшие Ленина", неугомонно таскались от одного пионерского сбора к другому.
А вот с середины 60-х годов началась-таки "война", к концу 70-х ставшая абсолютно невыносимой. Война входила в наш общественный обиход в виде песни "За того парня", бархатной ресталинизации киноэпопеи "Освобождение" и запаленных по городским скверам типовых "вечных огней" с двумя живыми, но не менее типовыми пионерами по бокам.
Невыносимая сладость бытия, каковой были перенасыщены официальные торжества по случаю той или иной годовщины, слегка гасилась неизбежным появлением довольно циничных анекдотов ("Я, молодой человек, в сорок первом ногу потерял" - "Ты что, мужик, я в сорок первом никогда не езжу"). Такие анекдоты может воспринять как кощунственные только очень глупый человек, не умеющий понять, что анекдот про Чапаева - не про Чапаева, а про героя кинофильма (хорошего, кстати), в годы моего детства показываемого по телевидению в среднем раза два в месяц. И здесь речь шла, разумеется, не о войне, а о той "войне", которую ляпали нам поэты-песенники и лепили всевозможные вучетичи.
В наши дни из "войны" создается важнейший квази-идеологический фетиш. Потому что это единственный в отечественной истории прошедшего века эпизод, к которому победный клич "мы победили" хоть как-то применим. А то, что не может не возникнуть законный вопрос "кто это - мы", дело уже, как говорится, десятое. Да нет, дорогие друзья, не десятое, а как раз первое.
Вот мы видим на фотографии группу юных красно-белых недоумков, шакалящих у дверей журналиста Подрабинека. Того самого, который написал предельно честную, хотя на мой вкус и несколько неряшливую статью, содержание которой известно сегодня практически всем, кроме, разумеется, питомцев сурковской псарни, спущенных с цепи не для того, чтобы статейки читать, а чтобы изображать народный гнев.
В руках одного из них плакат. А на нем написано: "Победа деда - моя победа". Стихи, типа.
Чья, ты говоришь, победа, сынок? Твоя? Это интересно. И много вас, таких беззаветных героев? Много ли доблестных ваших "наших" полегло смертью храбрых на увенчанном дядей Славой Селигерском фронте?
Твоя, говоришь, победа? Твоя победа, малыш, будет тогда, когда ты наконец-то исправишь хроническую двойку по истории. Впрочем, ладно, какая уж тут история – вам ее знать вредно. Все что вам надо уместится на одном тетрадном листке.
А если тебе, скажем, удастся заманить в свою селигерскую палатку ясноглазую соратницу, это вот и будет твоя победа. Ну или если тебя, допустим, из активистов третьей ступени переведут в звеньевые шестого уровня. Представляешь себе? Вот ведь победа! Но об этом можно только мечтать.
Другие победы тебе в ближайшей исторической перспективе не светят, уж извини.
И не надо побрякивать перед носом людей орденами своего деда - лучше заслужи свои. Впрочем, ты их заслужишь, я знаю. За геройское участие в массовках, за то, что твоего могучего интеллекта хватило на то, чтобы в процессе беззаветного выкрикивания речевок не перепутать слова и не сбиться с ритма, за то, что плакат с изображением нацлидера ты научился нести ровно, а не сикось-накось. Герой, что тут скажешь. Когда Сурков быть прикажет героем, у нас героем становится любой, кто умеет считать до десяти, а дальше сосчитают без тебя - это уже другой уровень.
В нынешней "войне" солируют отъявленные циничные жулики в сопровождении сводного хора платных плакальщиков и бесплатных кликуш.
А что касается того, что кто-то якобы обидел ветеранов, то я вот что скажу. Никто их не обидел больше, больнее и непоправимее, чем та самая советская власть, за поруганную честь которой вдруг, в одночасье, как по выстрелу стартового пистолета, горячо и дружно встали горой наши казенные патриоты.
И этот самый "Совет ветеранов" имеет к настоящим ветеранам-фронтовикам не большее отношение, чем к реальным слепым имеет руководство "Общества слепых", состоящее, как известно, из людей вполне зрячих - по крайней мере настолько, чтобы безошибочно различать циферки на дензнаках.
И уж чтобы завершить эту чрезвычайно важную и по-прежнему болезненную, но, увы, затоптанную, как пол привокзального пивняка, тему, скажу еще и вот что. Я лично знаю нескольких счастливо доживших до наших дней и сохранивших ясность мышления и остроту социальных рефлексов настоящих фронтовиков, которые при случае смогут объясниться в любви к родной советской власти в таких выражениях, что сказанное на этот счет Подрабинеком покажется на этом фоне чем-то вроде нежного голубиного воркования.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
