У Шекспира режиссер Андрей Прикотенко взял только сюжет и персонажей. Герои пьесы примеряют на себя типажи 21 века. Гамлет нашего времени становится социопатом, Офелия – инфантильной девочкой с кудряшками и горящими в них лампочками. Гертруда, очень важная и деловая, весь спектакль ездит на гироскутере.

Алатырские дети шефствовали над ранеными. Помогали фронтовикам, многие из которых были малограмотны, писать письма, читали им вслух, устраивали самодеятельные концерты. Для нужд госпиталей учащиеся собирали пузырьки, мелкую посуду, ветошь.

От соседа-фронтовика дяди Коли, крепко пьющего инвалида и баяниста, потерявшего ногу в одном из самых кровавых сражений, в Кенигсберге, мне приходилось слышать, что «на фронте было лучше, чем теперь», потому что там штаны, гимнастерку, шинель, шапку, сапоги, валенки и, самое главное, «наркомовские сто грамм» выдавали бесплатно.

Завязка такая: клиенты одного московского барыги ищут «закладку» на кладбище; этот барыга обычно прячет наркотики в интересных местах, выбранных в соответствии с пожеланиями клиента. На этот раз в гробу нашли, правда, не то, что предполагалось: не куски стухшего мяса, а живого человека — да и вопрос, человека ли.

Приезжим помогала не только школьная администрация, но и учащиеся: собирали теплые вещи, обувь, школьные принадлежности, книги. Но, судя по протоколам педсоветов, отношение между местными и эвакуированными школьниками не всегда было безоблачным.

Когда, например, я читаю инструкции по использованию только что приобретенных бытовых приборов и пытаюсь вникнуть в «план содержания», я все время ловлю себя на том, что я настолько увлекаюсь самой музыкой этих текстов, их ритмом, порядком слов, магией бесконечных числительных и аббревиатур, что само практическое содержание предательски ускользает от меня.