11.12.2013 | Театр

От сердца к сердцу

Фестиваль «Сезон Станиславского» закрылся спектаклем Люка Персеваля «Там за дверью»

Люк Персеваль – минималист, это известно. Обычно у него на сцене почти пусто – один-два предмета. Только актеры и сильно сокращенная, а часто еще и переписанная классическая пьеса, которую он выворачивает непредсказуемым и резким способом. Спектакль «Там за дверью» Борхерта, которым закрывался фестиваль «Сезон Станиславского», Персеваль ставил по пьесе у нас не слишком известной, но для немцев не просто классической, а вдолбленной в головы с детства, еще из школьной программы. Как рассказывал режиссер, когда он пришел с идеей ставить «Там за дверью» к руководителю гамбургского театра «Талия», тот буквально взмолился: только не это! А потом подумал и сказал: «Может быть ты, бельгиец, увидишь этот текст по-новому».

Пьеса Вольфганга Борхерта, умершего в 26 лет после ран, болезней и обморожений, полученных на войне в России, после смертного приговора и заключения в немецкой тюрьме за «разложение боевого духа» - это пьеса-икона, вопль выброшенного из жизни поколения солдат, которые после войны стали никому не нужны. Эта проза, написанная в рваном поэтическом ритме, явно отсылает к немецкому экспрессионизму на его самой высокой точке кипения и черного отчаянья. Понятно, что в послевоенные годы побежденной стране, полной молодых калек, этот голос несчастья был необходим для того, чтобы понять, что произошло.

Персеваль придумал сделать «Там за дверью» рок-концертом. Но не стадионным, а куда более интимным, как в клубе: шепот, лихорадочное дыхание, спазмы удерживаемых слез главного героя усилены микрофоном. Бэкманна играет актер и музыкант Феликс Кнопп, с первой минуты он не выпускает из рук стойку от микрофона, будто она помогает ему держаться на ногах. Он бормочет, стонет и надрывно кричит, кажется, что  голова его лопается от фантастических картин смерти, которые не дают ему спать после войны. Музыка выглядит импровизационной, это и понятно: Персеваль говорит, что она сочинялась по ходу репетиций. 

Снова перед нами пустая сцена, но в этот раз над ней навис гигантский наклонный задник-зеркало. В нем мы видим отражение все сцены, вместе с карманами, где сидят музыканты. Но сверху они кажутся маленькими, будто мы летим высоко над ними, а может быть, это они летят. Когда Бэкманн хрипит в микрофон, лежа на полу и вращаясь вокруг своей оси в круге света, в зеркале он похож на стрелки часов на освещенном циферблате среди темноты.

На этот раз Персеваль текст не переделывал и не осовременивал. Только сильно сократил, убрал многочисленных действующих лиц и превратил диалоги в монологи. В сущности, осталось только два персонажа: сам герой - Бэкманн и еще один, объединяющий остальных – его играет немолодая актриса Барбара Нюсе. Она начинает спектакль  в мешковатом мужском костюме – это старый, всеми забытый, бессильный Бог, издалека наблюдающий за самоубийством поэта. Дальше она же, закатывая штаны, меняя пиджаки или завязывая платочек, становится женщиной, потерявшей в войне мужа, трусливым антрепренером, теткой живущий в доме покончивших с собой родителей и всеми остальными. Персеваль говорил, что Бог играет всех героев перед умершим Бэкманом, который и был поэтом-самоубийцей в начале спектакля. И вот, герой летит в пустом, черном, зеркальном небе, и снова видит все то, что случилось перед смертью с солдатом, вернувшимся с войны и нашедшем в кровати со своей женой другого мужчину, а  в доме своих родителей – чужих людей.

Персеваль потом говорил: «Театр – это прямая передача эмоций от сердца к сердцу, такого не бывает в кино. Этот текст не устарел: пока мы репетировали, в газетах одно за другим появлялись сообщения о солдатах, вернувшихся из воюющих стран и покончивших с собой. Значит, мы должны об этом рассказывать. Моя мать ребенком жила в пригороде Антверпена, который все время бомбили. Она до сих пор это помнит, не может спать, всю жизнь не могла нормально социализироваться. У нас всех есть такие родители и деды.  Есть и у русских, и у немцев. И вот новое поколение пришло с войны и опять оказалось никому не нужно…». Горячность режиссера, делающего такой спектакль  «от сердца к сердцу»  многое в этой постановке-концерте объясняют.

Еще в спектакле есть человек восемь молодых актеров с синдромом Дауна, которые в белых платьях то бегают, то маршируют  по сцене. Они, по замыслу Персеваля, – ангелы, как, собственно, часто и называют простодушных. Театр «Талия» уже больше двадцати лет сотрудничает с группой «Eisenhaus Theaterprojekt», где работают актеры с ограниченными возможностями. Персеваль смеется: «Их нельзя срежиссировать, они все равно делают что хотят. Но это хорошо, что они были, рядом с ними артисты становятся скромнее. И когда они приходят на репетиции, первые пол часа мы только и делаем, что обнимаемся». Кажется, это тоже важно для спектакля «от сердца к сердцу».

Источник: "Экран и сцена", 27.11.2013,