08.02.2011 | Современный танец

Конец света

Спектаклями по Стравинскому и Леви-Строссу завершился фестиваль Spielzeit’europa в Берлине

Современная хореография на фестивале Spielzeit’europa покоилась сплошь на диалогах с древними мифами, ритуалами и текстами. Анжелен Прельжокаж в Creation 2010 (копродукция с Большим театром) развивает темы «Апокалипсиса». В спектакле Babel Сиди Ларби Шеркауи строят Вавилонскую башню. А хореография Саши Вальц в ее последнем спектакле Continu впервые так монументальна, что сплошь и рядом напоминает труды и манифесты «священных чудовищ» - основателей немецкого экспрессионистского танца Вигман, Йосса и Лабана. Для финала приберегли «Весну священную» работающего в Нью-Йорке китайца Шен Вая и спектакль итальянца Виргилио Сиени. Последний инсценировал невозможное: «Печальные тропики» Клода Леви-Стросса, труд великого этнографа и структуралиста, созданный в 1955 году после экспедиции к бразильским индейцам. 

Очередную «Весну» посмотреть всегда любопытно. Для хореографа она как тест на статус «большого», для зрителей – зеркало постоянно меняющихся подходов к телу и движению.

Не говоря уже о том, что «Весной» Стравинского в двадцатом веке откликались на все революции – от социальных до сексуальных. Начиная с постановки Нижинского, «картины языческой Руси» которого манифестировали не только рождение нового танца – косорукого, кривобокого, порывавшего с балетным каноном, чтобы вернуться к своей ритуальной сущности, но и новой эпохи вообще. Культовых «Священных весен» в итоге – Пины Бауш, Мориса Бежара, Марты Грэм, Матса Эка – оказалось так много, что кажется ничего уже с этой партитурой сделать нельзя. Все сказано. Все исчерпано. 

«Весна» Шен Вая так собственно и выглядит – словно все бури позади и использовать эту музыку в программных целях больше ни к чему. Для лифта, конечно, не годится, но расслабиться и просто получить удовольствие уже вполне возможно. В спектакле Шен Вая традиционных противостояний – старого и нового, мужского и женского – не найти. Вообще никакого драматического конфликта. А все потому, что использовал хореограф не оркестровую запись «Весны священной», а фортепианное переложение, сделанное турецким пианистом Фазилем Сэем. Уникальное звучание этой, сыгранной в четыре руки на двух инструментах партитуры, определило форму постановки, которая вписывается уже не столько в «языческую» традицию contemporary dance, сколько в постбаланчинскую балетную. Плотный поток движения, ритмы и направления которого как бы неожиданно меняются, ни о чем не повествует и ничего не доказывает. Отличает этот абстрактный балет от многих ему подобных из серии «движение частиц»  только легкий акцент хореографа, воспитанного на китайских народных танцах.

Экстатический финал, построенный у Стравинского на жестких ритмах, полон у Вань Шеня почти что умиротворения, не имеющего уже никакого отношения к смерти Избранницы. Движение замирает, частицы успокаиваются – и революционный финальный всплеск потрясает не больше чем гипнотическая рябь на воде. В автоответчик такого Стравинского не засунешь, но практиковать под него йогу уже вполне возможно.

«Весну священную» Шен Вай показывает в паре с другим спектаклем – Re-(Part II), навеянным традиционным камбоджийским искусством. Здесь царит уже полный покой.  Обнаженные человеческие фигуры – торсы с запрокинутыми, словно обрубленными, головами – хореограф располагает на фоне проекции древнего храма, руины которого срослись с корнями огромных деревьев. Красиво и загадочно, как в фильмах Годфри Реджио, где земные пейзажи и древняя архитектура, отчужденные от человека и истории, выглядят потерянным раем.

Но в буквальном смысле «конец света» наступил в последнем представлении фестиваля -  «Печальные тропики» Виргилио Сиени. Хореографии здесь немного, но критики современной цивилизации, истребившей все аутентичное и живое, хватает. Со сцены ползет густой искусственный дым, в котором силуэты загадочных существ едва различимы -  одни уныло бредут с тушами волков на плечах, другие словно висят в воздухе и машут кому-то руками, третьи затевают быстро растворяющиеся в тумане ритуальные игры. Чтобы правильно считывать эту клинопись, прилагается целый трактат в программке. Но монотонное зрелище, заунывные звуки и режущий глаза дым, притупляют  умственные способности довольно быстро. При всем уважении к проделанной работе – одни световые эффекты и огромные маски- объекты чего стоят – хочется покинуть эту юдоль печали поскорее. Красивый финал  – слепая (как объяснено в программке) танцовщица бредет по сцене в сопровождении гигантских птиц с длинными шеями – это желание только усиливает. Хочется вернуться к жизни, которая конечно, не так хороша и гармонична как у исчезнувших примитивных племен и народов, но все-таки не так уж беспросветна.