Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

24.03.2016 | Нешкольная история

«Я помню в Вязьме старый дом…». Часть 2

Воспоминания очевидцев о фашистской оккупации

публикация:

Стенгазета


АВТОР: Анастасия Антонычева, Дарья Воронина, Вера Дригота, Виктор Николаев, Максим Сорокин. На момент написания работы ученики 9-го и 11-го класса, г. Москва, школа № 380. Научный руководитель Алла Валентиновна Воронина. 3-я премия III Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал

Воспоминания об оккупации, записанные в Смоленской области (Гагаринский район).

Мы были в этих местах во время экспедиции прошлым летом. О трагедии армий, попавших в «Вязьминский котел», страшное окружение и плен, известно достаточно много. В начале октября 1941 года фашисты, уже занявшие Смоленск, прорвались к Вязьме. В окружение попали четыре армии Западного и Резервного фронтов. Окруженную группировку возглавил генерал-лейтенант М.Ф.Лукин, командующий 19-й армией. Но 12 октября попытка прорваться из окружения оказалась безуспешной. Потерявший ногу, истекавший кровью генерал был взят в плен и пережил позже ужасы фашистских концлагерей. Колонны с пленными красноармейцами тянулись от Вязьмы до самого Смоленска.
До последнего держались ополченцы-москвичи на трассе Москва–Минск, где ныне установлен памятный обелиск на 242-м километре.

Через три месяца, откинув гитлеровцев от Москвы, освободив 4 января 1942 года Боровск, передовые части 33-й армии во главе с командармом М.Г. Ефремовым по приказу верховного командования осуществили прорыв на Вязьму, являвшуюся важнейшим стратегическим узлом. Но поддержка и помощь не были обеспечены, и наш клин оказался отрезан от основных частей Красной Армии. В ночь на 3 февраля танковые удары противника отрезали части 33-й армии от Большой земли. Не имея боеприпасов, фуража, в тяжелейших условиях окружения, почти без техники и продовольствия, буквально до последнего патрона два с половиной месяца сражались солдаты четырех дивизий. Опытный командарм не раз обращался к Сталину и Жукову с просьбой разрешить выход из этого «котла смерти», осознавая гибельность наступающей распутицы. Но получил на это разрешение только в апреле, когда уже было поздно исправлять положение.

Тем не менее Ефремов не принял предложения Сталина покинуть обреченную армию, а остался с теми, кто не нарушил его приказа все эти страшные месяцы окружения под Вязьмой. В ночь с 13 на 14 апреля его изнуренная армия пошла на прорыв. Без всякой техники и артиллерии ефремовцы оказали упорное сопротивление противнику. Но не смогли разомкнуть кольцо окружения. Тяжело раненный и потерявший способность передвигаться, командарм Ефремов принял решение расстаться с жизнью и застрелился. К 18 апреля его армия была уничтожена. Немцы нашли тело командарма, поскольку погибавшие красноармейцы не смогли его похоронить. Это сделали солдаты вермахта, отдав воинские почести мужественному человеку.
По легенде, один из немецких офицеров сказал при церемонии: «Служите Германии так, как России – генерал Ефремов».

Семнадцать месяцев эти места были под оккупацией. 6 марта 1943 года наши войска овладели Гжатском. 12 марта рано утром после штурма была освобождена Вязьма.

Позже генерал Ефремов был перезахоронен на реке Угре. С марта по ноябрь 1946 года, в рекордно короткий срок командарму в Вязьме установили памятник. Автором восемнадцати тонной скульптурной композиции стал прославленный скульптор Е.В.Вучетич. «Благоустройство территории» вокруг памятника свелось к сносу Духовской церкви начала XVIII в. и превращению церковного кладбища в местный сквер. Причем установили монумент не в Москве, которую защищал Ефремов и где его имя сейчас практически не помнят, а в Вязьме, куда он так и не вошел.

Линия наступления немцев с октября 1941-го поднималась от Юхнова как раз до Вязьмы. В районе города Ярцева 2 октября 1941 года был осуществлен прорыв, и фашистский клин пошел на Москву. В этих местах все еще извлекают останки погибших солдат, в том далеком октябре прижатых фашистами к огромным болотам. Были это в основном москвичи и тверичане, судя по найденным документам, достаточно взрослые люди – по 30 лет и более. Тягостное впечатление производит картина нескончаемых, залитых водою окопов, похожих на водяные могилы. Вырыты они были в беспорядке, в спешке, без всякой системы. Никаких общих траншей в начале войны не предполагалось, поскольку советское командование считало их буржуазным пережитком: красноармеец не должен бояться, а значит, сражается он в индивидуальном окопе. Места здесь пустынные – вокруг полуразвалившиеся деревни: словно живая декорация к фильмам о тяжелой послевоенной разрухе.
Редкие местные жители не особенно охотно рассказывают о том, что хранит лес. А хранит он в основном цветной металл в виде старого оружия – почти единственного источника финансов местного населения.

Но все же кое-что мы узнали и из здешних рассказов.

Например, точно определено место (овраг), где погибло большое количество советских солдат еще в конце лета 1941 года. Почему-то они мумифицировались, высохли. Местное правление ныне уже несуществующего колхоза решило в свое время это страшное место просто распахать, и кости были рассеяны по полю.

Те солдаты, которым удавалось вырваться из окружения под Вязьмой, частично выходили к Гжатску (ныне Гагарин) и отступали далее на Москву по дороге, где сохранились деревни Клушино, Пречистое, Самуйлово, Полозово. По этой же дороге позже двигались и части нашей армии, шедшие в контрнаступление. В этих местах нами и был в основном проведен опрос населения.

Немецкая оккупация здесь продолжалась с осени 1941 по март 1943 года. Понятно, что такой длительный срок оставил большой след в памяти жителей. За этот период многие, особенно молодежь, успели даже освоить немецкий язык и могли общаться с немецкими солдатами. Интересно, что некоторые выражения помнят до сих пор и даже гордятся этим. Выделяется своей полнотой и объективностью рассказ библиотекаря из села Самуйлово Марии Алексеевны Григорьевой, 1926 года рождения. После войны она закончила Смоленское культпросветучилище и курсы «избачей». Она принадлежит к местной интеллигенции, всю жизнь живет в этих местах, отличается хорошей памятью. В доме ее матери квартировало два немецких офицера. Спали на нарах. Один сразу показался ей «подозрительным» своим хорошим отношением.
Просил учить его русскому языку. Более того, после предупреждения («будем висеть оба») дал ей послушать русское радио. Специально выбрал время детской передачи. Ее Мария Алексеевна запомнила на всю жизнь.

Офицеры постоянно интересовались, не обижают ли солдаты женщин. Считалось, что за это грозит наказание. Случаев изнасилования не было. Но были насмешки, попытки «лапать» и пощечины за то, что девушки не улыбались. Детей иногда выбрасывали из избы кованым сапогом. Мария Александровна провела среди солдат один вечер совсем одна и натерпелась много страху. Это было связано с повышением в звании квартировавшего в их доме офицера. По приказу солдат именно она пришивала новые лычки к его кителю, выучила поздравления по-немецки. Был накрыт стол с чаем и шоколадом. Более того, в присутствии гостей офицер пожал и поцеловал ей руку.

Был и еще один немецкий солдат, друживший с местным населением. На ломаном русском он пытался объяснить, что воюют совсем не люди, а «цвай политик – фашизм и коммунизм».

По поводу высылки в Германию Мария Александровна рассказала, что сначала это было для населения почти добровольное мероприятие. И добровольцы находились. Вероятно, это рассматривалось ими как найм на работу, а совсем не как рабство или плен. Кроме того, не соглашавшихся пугали русскими карательными отрядами в случае освобождения. Но в сентябре 1942 года, когда уже были слышны не только шум боя, но и русская брань, жителей начали угонять насильно.
Сначала по дорогам прошли женщины и дети из Подмосковья. Если ребенок умирал в пути, немцы просто отбрасывали его в сторону от дороги, не разрешая ни останавливаться, ни хоронить.

Местных жителей пешком и по железной дороге отправили в Вязьму на торфоразработки.

Разлученная с матерью (их поместили в разные вагоны), Мария горько плакала. Ее по-человечески вроде пожалел немец-конвоир. Но именно он и опознал ее, когда девушка тайно перебежала в вагон к матери. После этого были еженощные допросы с плеткой и избиением сапогами.

Впрочем, этот случай не помешал вскоре определить Марию в школу переводчиков. В связи с этим рассказчица вспомнила популярный лозунг предвоенных лет: «А зачем в стране советской изучать язык немецкий?» Поскольку девушка не призналась в знании языка, ее отправили в концлагерь в Вязьму, откуда она была отпущена со справкой на все четыре стороны в связи с начавшейся у нее чесоткой. Немцы очень боялись заразных болезней.

Однако ее испытания не кончились и после войны. Еще в начале 50-х годов Мария падала в обморок от голода, а местное население не могло избавиться от вшей. На политинформации в поле женщины просили своего «избача» не читать газету, а предлагали: «Давай поищемся!» – и искали друг у друга насекомых.

О тех немцах, которые жили непосредственно в деревнях, почти все однозначно вспоминают без зла. Стычек не было, отношение местных к оккупантам в целом можно охарактеризовать как равнодушное. Главное ограничение прав для русских – в передвижении: запрещалось под страхом расстрела ходить из деревни в деревню. На груди носили фанерки с личным номером. Позже некоторым успели выдать паспорта с записью на немецком и русском языках.

Окончание следует









Рекомендованные материалы


Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 2

Алатырские дети шефствовали над ранеными. Помогали фронтовикам, многие из которых были малограмотны, писать письма, читали им вслух, устраивали самодеятельные концерты. Для нужд госпиталей учащиеся собирали пузырьки, мелкую посуду, ветошь.

Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 1

Приезжим помогала не только школьная администрация, но и учащиеся: собирали теплые вещи, обувь, школьные принадлежности, книги. Но, судя по протоколам педсоветов, отношение между местными и эвакуированными школьниками не всегда было безоблачным.