А вокруг нас нет, не трагедия. Вокруг нас о чем-то поет зеленое море тоски. «Тоска» это тоже вроде как такой особый жанр. Жанр, в котором мы все мастера, все авторы, все исполнители, все зрители и все рецензенты. В этой чудовищной истории с самосожжением Ирины Славиной неизвестно еще, что страшнее — сам этот запредельно отчаянный жест или эта пронзительная и тоже, в общем-то, отчаянная коллективная немота, это тоскливое оцепенение.

Дорогие друзья, счастливого летнего отдыха, Стенгазета прощается с вами до сентября.

Мы живем в неофольклорную эпоху, когда такие почтенные фольклорные жанры, как слух, сплетня, «оценочное суждение», донос в прокуратуру, самая очевидная (как в данном случае) фальшивка ничем не отличаются от «реки по имени факт». А если и отличаются, то в не выгодную для упомянутой реки сторону. Для этого положения вещей был придуман подловатый термин «постправда».

Мы жили не столько в стране советов, сколько в стране полых, ничем не обеспеченных знаков. Важно ведь не то, что есть, а то, что должно или по крайней мере могло бы быть. Важно не то, что обозначено посредством знака – важен и в известном смысле самодостаточен сам знак.

В том, что любой, абсолютно любой диктаторский режим в минуты жизни трудную врубает на полную громкость песню про иностранное вмешательство, про целенаправленную, управляемую из-за границы организацию беспорядков, про раздачу денег митингующим, ничего нового, мягко говоря, нет.

16-летняя Джули обживается в незнакомом городе, где жители говорят на смеси французского, английского и других языков, встречает первую любовь, отказывается учиться в школе, потому что переросла ее, и совершает ошибки. Эллиот же в это время пытается разобраться с криминальными группировками, которым он внезапно оказался должен, а также с вмешавшимися полицейскими, то есть со всеми, кроме себя, дочери и бэнда.