13.07.2006 | Виньетки

Оппоненты и пуанты

Загадочная виньетка*

* Предварительное тестирование показало, что двойная пуанта может не прочитываться. Читатель, первым решивший загадку, будет отмечен авторским  призом (Михаила Безродного просят не тревожиться).

На конференцию в Питер я приехал сонный (сосед по купе храпел) и то и дело клевал носом прямо в первом ряду. Осознав, как это неприлично, на половину второго заседания я попросился в кабинет к Главному Вдохновителю чтений, где в мягких креслах соснул часок с более или менее чистой совестью.

Уровень докладов был неплохой, но смущал игривый крен даже в лучших из них (кроме одного, действительно выдающегося) в сторону развлекательности, репертуар которой с наступлением компьютерной эры пополнился  аудиовизульными эффектами. 

В последний день конференции, после собственного выступления (перед которым тоже недоспал) и обильного ланча, я собрался вздремнуть на докладе моего Закадычного - почти сорокалетней давности - Оппонента, с тем чтобы очнуться бодрым к заключительному выступлению ГВ, коллективному финальному выпивону, и на закуску - званому ужину у Верховных Попечителей конференции. Тем более что содержание доклада ЗО не составляло загадки: нам предстояло услышать, что эти идеи он уже развивал тогда-то и там-то, а также там-то и там-то… Повеселив народ своим пророчеством по дороге с ланча, в зале заседаний я отсел в дальний угол, плотно надвинул аэрофлотовский наглазник и под смешки соседей отключился.

Не тут-то было. В свой привычный сценарий ЗО внес не предвиденное мной изменение. Ссылаясь на свои прошлые доклады, он каждый раз поминал мое имя: «Впервые я имел случай говорить об этом в 19..-м году в семинаре Александра Константиновича Жолковского…»; «Эту мысль я в дальнейшем обосновал в докладе там-то, но тоже в присутствии Александра Константиновича…»; и так четыре или пять раз. Заметил ли он - и решил пресечь - мою попытку уклониться от слушания или просто воспользовался мной для освежения приема, но я был жестоко возвращен к реальности и вслушался. Доклад оказался очередным изводом его знаменитого наблюдения, в свое время новаторского, но с тех пор растиражированного им самим и кем попало, что в строчке Есть блуд труда и он у нас в крови слово блуд является фонетической копией немецкого Blut, «кровь».

В кулуарах я, конечно, прошелся на тему, что, может, хватит уже по-паганелевски читать русскую поэзию с немецким словарем, но, убедившись, что ЗО, как всегда, глух к моим аргументам, задумался о динамике наших перебранок. Если ему безразлично, что я думаю, зачем он так настойчиво муссирует мои давно пересмотренные взгляды? В свое время он, один из пионеров отечественной подтекстологии, оказался дальновиднее меня, я это признал и последовательно ввел подтексты, - а затем, с учетом западных теорий, и интертексты - в свой инструментарий.  Он же остался, как говорится, при своих, почему и вынужден прибегать к гальванизации далекого прошлого. Такая реконструкция меня устраивала, но полемический запал не проходил.

Вечером в  гостях речь зашла и о докладе ЗО – один из ВП признался, что не понял, в чем его пуанта. Он так и сказал: пуанта. Соблазн был слишком велик, и я  выпалил:

- А этот номер был не на пуантах. Он исполнялся босиком, à la  Айседора Дункан, причем позднего, есенинского периода.

Не озаботившись отдать здесь свою хохму третьему лицу, я, конечно, нарушаю священные каноны юмора - иду по неверному пути Наймана. Зато этически риск невелик: ЗО никогда ни в чем со мной не согласен, и мои претензии на, как бы это выразиться полетальнее, Scharfsinn (нем. «остроумие») вряд ли сочтет достойными внимания.




***