Автор: Светлана Зверева, на момент написания студентка 1-го курса Тверского государственного медицинского университета, г. Лихославль, Тверская область. Научный руководитель Светлана Владимировна Зверева. 1-я премия XVII Всероссийского конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал
1995 год для нашего района запомнится тем, что в поселок Калашниково и деревню Вески пришли «похоронки». Как необычно в наше время звучит «похоронка»…
В семье Сухаревых из поселка Калашниково росли два сына. Младший Дима рос веселым, общительным мальчиком, у него всегда было много друзей. Отличался настойчивостью, принципиальностью, развитым чувством собственного достоинства. В характеристике в райвоенкомат классный руководитель написал: «Неформальный лидер класса». Он хорошо ходил на лыжах, любил с мальчишками играть в хоккей, занимался легкой атлетикой, в районе на соревнованиях занимал призовые места. С 3-го класса занимался в поселковом духовом оркестре, очень любил гитару, писал стихи.
Когда Дмитрию исполнилось 18, он ждал повестку в армию. И отец и мать переживали за сына, просили его поступить в вуз, чтобы получить отсрочку, а он только отмахивался, повторяя: «Все мои ребята уйдут, а я по поселку ходить буду? Как я в глаза их матерям смотреть буду? Что будет, то и будет!»
9 июля 1994 года Дмитрий был призван Лихославльским райвоенкоматом в армию. Попал служить в учебную часть во Владимире. Учили на механика-водителя тяжелых и средних танков. Служба проходила неплохо, получал благодарности, увольнения. Когда родители приезжали в часть, от офицеров слышали о сыне только хорошие отзывы.
После нескольких месяцев службы признался родителям: «Вы были правы – надо учиться». В декабре 1994 года ему присвоили звание сержанта.
На Новый год прислал письмо, что на праздники обещают отпустить домой. Но 28 декабря вдруг всех отправили в Тверь, сказали, что на месяц, ремонтировать танки. Однако на полигоне в Мигалове (район в городе Твери, где расположены воинские части) их переучивали.
Из танкиста он стал пехотинцем. Неоднократно просился, чтоб его перевели в танкисты, но отвечали, что они не нужны. Его назначили командиром БМП. В ночь с 14 на 15 января в составе 166-й мотострелковой бригады Дмитрий был отправлен эшелоном в Чечню. Около двух недель находился на учениях в горах Осетии. Оттуда написал родителям: «Я вас очень люблю. Берегите себя. А я приеду живой и здоровый. В конце января идем на Грозный». Это было его последнее письмо домой.
Погиб Дима в Грозном 5 февраля 1995 года (в извещении – 6 февраля) от пули снайпера.
Родителям пришло письмо от офицеров 5-й мотострелковой роты: «Ваш сын Дмитрий был командиром 1-го отделения 3-го взвода и командовал машиной № 257. Мы все знали и уважали его как хорошего человека и командира. И мы, поверьте, пишем так не потому, что о погибших плохо не говорят. Его уважали во взводе. И его друзья были с ним до конца. 1 февраля мы вошли в Грозный и заняли оборону на юго-западной окраине города в районе студенческого городка. 3 февраля два взвода, в том числе и 3-й, получили задачу занять оборону в здании бывшей картонажной фабрики. Оно было двухэтажным.
Отделение Дмитрия с остальным взводом обороняло 2-й этаж. Здание фабрики постоянно обстреливалось, днем снайперами, а ночью подходили группы боевиков. Отделение Дмитрия, под его командой, успешно отражало их атаки. 5 февраля около 15 часов Дмитрий получил задачу занять позицию на крыше фабрики. Взяв оружие и гранаты, он поднялся на крышу, но не успел сделать и несколько шагов, как был сражен пулями снайпера. Откуда он стрелял, никто не видел. В этот же день вечером мы ушли с фабрики в другой район... Дмитрий был настоящим мужчиной».
Диму нашли на следующий день, на крыше здания, с гранатой в руке. А родители узнали о гибели сына от тверских женщин, которые были недовольны объяснением сотрудников военкомата: «Ваш сын пропал без вести» и поехали искать сами. Так они узнали о гибели Димы и сообщили Сухаревым. А в военкомате даже 18 февраля твердили, что Дмитрий жив-здоров, а в боевых действиях не принимал участия.
Хоронить Дмитрия Сухарева 1 марта 1995 года в Калашникове пришли все жители.
Рядом с портретом Д. Сухарева в музее «Дорогами Афгана и Чечни», который располагается в школе, где я училась, есть портрет еще одного бойца, погибшего в Чечне. Это Игорь Геннадьевич Филатов.
Игорь Филатов переехал в наш район в 80-е, в годы перестройки, когда сложно стало с работой в Удмуртии. В семье росли двое детей, но так как в совхозе «Лихославльский» тоже начались перебои с зарплатой, Игорь пошел в районный военкомат и подписал контракт на службу. Как вспоминает жена Наталья, он был уверен, что сможет заработать деньги и семья ни в чем не будет нуждаться. Наталья очень боялась, что мужа отправят в Чечню, но он успокаивал, говорил, что он же не «желторотый юнец», а уже отслуживший, знающий все военные премудрости.
В Чечне он пробыл с 19 января до 23 февраля 1995 года, служил в отдельном танковом батальоне 166 мотострелковой бригады. Подробнее о том, что произошло в день гибели старшины Игоря Филатова, я нашла запись в блоге очевидца, майора Вадима Лященко, начальника связи 245 полка (aventure56.livejournal.com).
«Предположительно 20–22 февраля 1995 года под Гойтами подразделения 245 полка стояли долго. Позиции нашей роты были сильно растянуты. Ближайшее к нам второе отделение находилось справа от нас возле дороги, идущей в Грозный.
Слева от нас сначала вообще никого не было, чуть позже там заняли позицию подразделения 166 Тверской бригады. Парни даже приходили к нам знакомиться. Хорошо, что днем пришли и громко орали, когда подходили. Пообщались, договорились друг друга по ошибке не пострелять.
23 февраля танкисты 166 бригады, во второй половине дня поехали на разведку на двух танках. Экипаж командира танкового батальона майора Куракова Олега Анатольевича и второй танк экипаж командира 2 танковой роты капитана Топоркова Андрея Александровича.
Группа танков возвращалась через боевые порядки 245 полка. Контрактники, сидевшие в траншее, не были предупреждены об этом, не разобравшись в обстановке, приняли два танка за атаку дудаевцев. До 23 февраля в этом районе была тяжелая обстановка. Три чеченских танка вели обстрел санроты 245 полка. Вот эти два танка и приняли за них.
Машину комбата подожгли первым же ПТУРом, сдетонировал боекомплект, поэтому никого из горящей машины спасать не пришлось. Танк Топоркова подбили через несколько минут. Экипаж погиб весь. Боя как такового не было, все было очень быстро».
Получается, что экипаж танка, в котором был и мой земляк И. Филатов, подбили наши же бойцы!
Почему такое бывает? Кто виноват, что дети Игоря Геннадьевича и других бойцов росли без отцов?
Срочную службу в Чеченской республике проходили многие из моих земляков. Но только двое из них согласились подробно рассказать о службе. Остальные были немногословны, ссылаясь на то, что вспоминать нечего или что боятся за свои родных.
Александр М., о котором я уже рассказала, снова оказался на территории Чечни в 2001 году, теперь в качестве бойца сводного милицейского отряда. Он ехал с определенной целью – заработать, чтобы купить квартиру. К тому времени он успел жениться, в семье подрастала маленькая дочь, а собственного жилья не было. Правда, вместо обещанных 90 тысяч рублей за шестимесячную командировку ему выплатили около 25 тысяч, которых на квартиру хватить не могло. Пришлось вступить в ипотеку и долгое время он жил с семьей в однокомнатной квартире. Только два года назад, после рождения сына, удалось поменять с доплатой однокомнатную квартиру на двухкомнатную. Кроме того, после командировки Александр получил язву двенадцатиперстной кишки, да и нервным стал, по мнению родных.
Вспоминая эту командировку, Саша признался, что на собственные деньги покупал патроны к автомату, потому что выданных не хватало. Он говорит, что нередко бойцы погибали по глупости, только потому, что не знали, как себя вести в экстремальной обстановке.
А еще возмущала плохая почтовая связь, по телефону можно было поговорить с женой всего одну минуту в неделю, а письмо от нее вообще получил только через неделю после того, как вернулся домой из командировки.
На 300 человек был один душ, и, как и в первую командировку, пока баню сами не построили, боролись со вшами. Когда появилась возможность мыться в бане и стирать, стало легче. Кормили ужасно. Те, кто готовил, кидали в котел всё подряд, кое-как очищенное: лук, картошку, капусту. Получалось нечто, что невозможно было есть. Поэтому готовить пытались сами.
Саша с обидой рассказал, как его встретили в отделе в первый день приезда из командировки в Чечню. Оказалось, что он должен был вернуться только через неделю, но по невнимательности в штабе перепутали бойцов с одинаковыми фамилиями и отправили не того. Когда Саша встретился с начальником отдела, тот спросил: «А ты что так рано приехал? Может, тебя выгнали? Натворил что-нибудь?»
Евгений И. тоже побывал в командировке в Чечне как сотрудник милиции. К тому времени многие из его сослуживцев вернулись из Курчалоя, где был размещен временный отдел. Главными задачами были наведение порядка и охрана мирного населения.
Так как Женя приехал не самым первым, то быт был уже налажен, имелись стационарные баня и столовая. Но, как и Саша, Женя отмечал плохую связь с домом, тем более что перед отъездом его отцу поставили диагноз «онкология». Женя просил, чтобы ему дали возможность перенести командировку на более позднее время, чтобы побыть последние недели с отцом, поддержать мать, но начальство навстречу не пошло. Так отец и умер, а его даже на похороны не отпустили. Равнодушие начальников настолько поразило Женю, что он стал злоупотреблять спиртным. Только поддержка жены и матери помогла справиться с этой проблемой, но второй раз в командировку он не поехал.
Следующим моим собеседником был еще один Саша – Александр В. Он пробыл в Чечне полгода, с июня по декабрь 2007-го. Когда устраивался на службу в райотдел, его сразу предупредили, что командировка в Чечню – обязательна, даже несмотря на то, что в семье двое маленьких детей. Так что родные были готовы к тому, что их ожидает.
Его направили в Курчалой. По рассказам Саши В. я поняла, что это небольшое село, примерно как половина нашего города Лихославля, одноэтажные частные домики, никакого производства.
Я спросила, что входило в обязанности милиционеров, которых отправляли в Курчалой? Саша признался, что главным в их службе было выявление и ликвидация бандитских групп, а также оказание помощи чеченской милиции. «Обучали, помогали в работе с документами, выезжали на «зачистки», официальных боевых действий не было, проводили адресные мероприятия, если было сообщение о том, что кто-то скрывается. Каждую ночь с июля по октябрь выезжали на засады в местах появления бандитов, с целью задержать их или ликвидировать. В мою командировку, слава богу, нападений на наш отдел не было. Так, что ни один патрон не пригодился».
А с местным населением нужно было постоянно быть начеку. «Казалось бы, относились внешне лояльно, однако ночью я бы ни с кем не остался один на один, ощущалась скрытая угроза. В горах постреливали, чаще столкновения происходили с войсками. Мы стояли в оцеплении. Наши солдаты при мне участвовали в 3–4 боях, потери были и с нашей стороны и с их».
Запомнилось Саше, как отмечали профессиональные праздники: День милиции, День уголовного розыска.
Было торжественное построение, где вручали боевые награды, поощряли отличившихся бойцов. Потом всех ждал праздничный обед по подразделениям. Кроме того, к тверским милиционерам приезжали журналисты из Твери, а еще композитор и исполнитель своих песен – Леонид Телешев. «Для нас это выступление было очень важным, ведь это была весточка из дома, кроме того, все наши бойцы очень уважали Телешева – друга Михаила Круга. Поэтому места свободного не было, все с удовольствием слушали знакомые песни, ведь у каждого милиционера обязательно были записи этого певца».
Окончание следует
