Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

30.01.2015 | Книга недели

Нейронная сеть

Автобиография нобелевского лауреата, великого польского поэта ХХ века Чеслава Милоша выстроена по принципу словаря

Биография (и автобиография) сегодня уже не тот консервативный жанр, каким он был изначально. Честный, линейный рассказ про конкретную личность в ее последовательном развитии еще, конечно, встречается, но постепенно переходит в разряд маргиналий и анахронизмов. Сто лет назад Редьярд Киплинг смеялся над карикатурным лондонским интеллектуалом Томлинсоном, который у райских (а потом и у адских) врат вместо рассказа о своих земных делах бормотал «О, это читал я, — он сказал, — а это был голос молвы, //А это я думал, что думал другой про графа из Москвы // <…> Я так ощущал, я так заключил, а это слышал потом, // А так писали, что кто-то писал о грубом норвежце одном». Сегодня посмеялись бы как раз над Киплингом, а Томлинсон попал бы «в тренд», поскольку современные биографии и автобиографии пишутся по большей части в соответствии с его методом. Человек (строго по Марксу) все чаще описывается как «точка пересечения общественных отношений», его вкусы и круг знакомств оказываются важнее простой последовательности событий его жизни. Чем дальше, тем больше главный герой — что в авто-, что в просто биографии — становится лишь призмой, сквозь которую автор глядит на что-то большее.

Автобиография нобелевского лауреата, великого польского поэта ХХ века Чеслава Милоша выстроена по принципу словаря. Все как положено: от «А» до «Э» (на «Я» статей не нашлось), абстрактные понятия чередуются с именами собственными и научными терминами, статьи разного размера, но никогда не больше трех-четырех страниц. Однако все это имеет ценность не абстрактную, а сугубо конкретную: «Азбука» Милоша не компендиум знаний, но, если угодно, энциклопедия самого себя, субъективная, неполная и вместе с тем создающая очень убедительную карту авторского внутреннего мира.

Внутренний мир этот, надо сказать, вызывает много вопросов. Кажется, что невозможно быть одновременно таким злопамятным и сварливым, когда речь заходит о других людях, таким сентиментальным в отношении мест и вещей, и таким мудрым в том, что касается абстракций. Невозможно — но Милош справляется. То выливает ушат дистиллированного яда на Симону де Бовуар (с которой даже не был знаком), то внезапно делится с читателем настолько тончайшими прозрениями о русском языке (его Милош знал со времен русской гимназии в дореволюционном имперском Вильно), что даже носителя языка поражает совершенной точностью и парадоксальностью наблюдений. Иногда зачем-то сводит мелочные счеты с другом юности (давно умершим и прочно забытым), то вдруг решает высказаться о жестокости — и одним коротким пронзительным эссе закрывает тему.

Разрозненные, никак не выстроенные хронологически, очень разные и по тону, и по содержанию, статьи «Азбуки» страниц через триста начинают складываться в некую нейронную сеть. Вот про первую жену, опять про нее, и вот еще — и понятно, что больше не будет. Вот про Бродского вскользь — ясно, что дальше автор к нему вернется и подробнее. Вот упоминается важное для Милоша место в Италии, а через несколько десятков страниц всплывет и человек, с которым он там побывал. Вот про «Замутненное сознание» - а вот и пример на ту же тему, но совсем из другой статьи. Как при великих географических открытиях — карта мира заполняется постепенно, какие-то фрагменты так и остаются пустыми, а некоторые выглядят плотно обжитыми и освоенными. И хотя даже от последней статьи — «Эфемерности» — ощущения исчерпывающей полноты не возникает (что неудивительно), многое про Чеслава Милоша из его «Азбуки» понять все же можно.

Для русского читателя автобиография по алфавитному признаку — не совсем новость (достаточно вспомнить «Записи и выписки» Гаспарова), поэтому некоторый навык чтения подобных книг у нас имеется. Если вас интересует сам Милош, читайте его «Азбуку» подряд, ничего не пропуская и по возможности запоминая детали — они обязательно «сыграют» позже. Если же вас интересуют мысли умного и тонкого человека по конкретным поводам — ознакомьтесь со списком статей (он приведен в конце книги) и выберите те, которые покажутся вам наиболее занятными. А можно проделать сначала второе, а потом первое, и получить две книги вместо одной. Словом, отличная интеллектуальная игрушка — как ни крути, и лишнее доказательство, что словарь как форма организации текста по-прежнему изрядно недооценен.

Источник: Meduza, 23 января 2015,








Рекомендованные материалы



Путешествие по грехам

Если главные вещи Селби посвящены социальным низам — наркоманам, проституткам, бездомным, то в "Бесе" он изучает самую благополучную часть американского общества. Как легко догадаться, там тоже все нехорошо.


Какой сюжет, когда все умерли?

Взявший в качестве псевдонима русскую фамилию, Володин постоянно наполняет свои тексты осколками русской истории и культуры. У его растерянных персонажей нет родины, но Россия (или скорее Советский Союз) — одна из тех родин, которых у них нет в первую очередь. Тоска по погибшей утопии — одна из тех сил, что несет их по смещенному миру, в котором сошли со своих мест запад и восток, леса и пустыни, город и лагерь, мир живых и мир мертвых.