Mute, 2008
19.02.2008 | Диски
Без костюмаГолдфрэпп меняет суету танцпола на натуральное хозяйство
Элисон Голдфрэпп, точеная лондонская блондинка, королева глянца, повелительница глэма, диско-щеголиха, ныне хочет быть, а не казаться. «Ты правда хочешь знать, как я танцевала?» — тихо говорит в песне «A&E» бархатный женский голос, и понятно, что лучше не спрашивать. В соответствующем видео Элисон в платье белом почивает на пожухлых осенних листьях, благосклонно подыгрывает кордебалету духов природы, кружится по пейзажу, будто жена лесного бога. Зачарованно смотрит с фотографий чудом в перьях. Поет о пчелах, нехоженых дорогах и других мирах. Говорит, что хочет тишины полей; вот и новая пластинка зовется «Седьмое дерево». Меняет суету танцпола на натуральное хозяйство.
За что стоит ценить Голдфрэпп? (Корректнее, впрочем, все-таки Goldfrapp, партнер Элисон Уилл Грегори — тоже важная единица.) За то, как одна из припевочек Трики сумела вдруг выпрыгнуть в примы. За художественный свист и трели клавесина, открывавшие ее первый альбом «Felt Mountain», за его пост-портис-хедовскую, как мог бы сказать Вознесенский, красоту, за его вельветовый, лишенный пошлости и прагматизма лаунж. За большие надежды и цветные одежды — Голдфрэпп умеет подобрать себе наряд, и если ее музыку можно было пропустить мимо ушей, то глаз от нее всегда было не оторвать. За перевоплощения и жонглирование образами — от прозрачных намеков к откровенной эротике, из снежной феи в поп-диву.
Эти перевоплощения впечатляли, но не всегда радовали — предыдущий альбом «Supernature» с его синтетическими о-ла-ла и сатиновым шиком мог порядком раздражать. Теперь вот «Seventh Tree», обращение в акустику. Не раздражает нисколько, но и удовольствие, будем честны, сомнительное.
Хотя все вроде бы в порядке. Деликатный гитарный перебор (впервые, кстати, у Goldfrapp), струнная секция, пение птиц, сонливые мелодии, брезжущие клавишные, ритм на мягких лапах, голос, наконец, — взрослый, окрепший и вместе с тем какой-то неземной, чарующий. Песня, которая называется «Клоуны», и песня, которая называется «Счастье»; Элисон летает феечкой в стране синих вершин. И все-таки что-то тут не так, что-то не позволяет полюбить эти звуки, мешает сродниться с песнями — и, кажется, я знаю что. Основным методом Goldfrapp по сути всегда была мимикрия (можно было бы сказать и жестче — приспособленчество, но это все же будет слишком).
Элисон устраивала маскарад, притворялась то тоскующей барышней, то шикующей тусовщицей, важно было не только то, что она играет, но и сам процесс игры.
На «Seventh Tree» прием не работает — потому что жанр фолка (а это все-таки фолк) в своей основе подразумевает лирику в ее словарном определении, то есть — цитирую — «отражение действительности путем передачи глубоких душевных переживаний, мыслей и чувств автора», а этого-то у Goldfrapp при всех их артистических талантах, похоже, нет. И вот Элисон с Уиллом строят воздушные замки, оформляют пространство, добавляют салонные детали, но цветы жизни выходят у них все равно каменными. «Все стихи записаны на твоей коже» — Голдфрэпп ведь и сама об этом поет в песне «Some People». Гладкой, ухоженной коже Элисон, видимо, все-таки нужен костюм. «Seventh Tree» — да, красота, но нет, не поэзия.
К счастью, есть ребята типа скрипача и игрока на банджо Джейка Блаунта, который может ещё напомнить, что протест и отчаянное стремление к выживанию чёрной расы стояли в принципе у истоков всей афроамериканской музыки. Ещё до разбивки на блюзы, кантри и госпелы. И эта музыка была действительно подрывной.
«Дау» — это проект, к которому нужно подходить подготовленным во многих смыслах; его невозможно смотреть как без знания истории создания картины, кастинга актеров и выстраивания декораций, так и без рефлексии собственного опыта и максимальной открытости проекту. Именно так «Дау» раскроется вам во всей красе.