Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

16.05.2006 | Архив "Итогов" / Книги

Конец шестидесятых

"Новое литературное обозрение" выпустило в свет книгу Петра Вайля и Александра Гениса "60-е. Мир советского человека"

В начале 60-х годов ходила такая легенда. Дирекция одного из западных суперунивермагов в рекламных целях предложила своим покупателям игру: тот, кто назовет хотя бы один предмет, которого нет в продаже, получает солидный приз. Свидетельством русской смекалки и советской собственной гордости звучал рассказ про одного нашего туриста-специалиста, который обнаружил в магазине полное отсутствие ЛАПТЕЙ, чем и посрамил в очередной раз миф о хваленом западном изобилии. Эта история столь же мало достоверна, сколь и весьма характерна для своего времени. В ней причудливо сплелись робкие ростки либерального вольнодумства ("На Западе все есть") со специфическим русско-советским патриотизмом ("Все, да не все - знай наших").

Основательно и заслуженно забытый сюжет вдруг вспомнился мне, когда я читал книгу Вайля и Гениса и постоянно ловил себя на том, что ревниво инспектирую ее на предмет полноты ассортимента.

А КВН тут есть? Есть. А физики-лирики? Ну еще бы. А кафе "Аэлита"? Есть "Аэлита". А эзопов язык? А "Бригантина поднимает паруса"? А кукуруза, Евтушенко, Аджубей, космонавты, Эренбург, "еду за туманом", Хемингуэй, подписанты, Таганка, кубинские барбудос? А костры-гитары-походы-магнитофоны? Все есть. Ничего у меня с лаптями не вышло...

В пору зрелой перестройки наподобие оттаявшим звукам мюнхгаузеновского рожка зазвучал в полный голос мотив шестидесятничества. Мотив сильно застарелый и запущенный, и потому-то, может быть, особенно болезненный для всех участников бурного и бестолкового разговора. А разговор производил, надо сказать, довольно странное впечатление - впечатление взаимной глухоты. Еще бы. Команды шестидесятников и восьмидесятников слышали друг друга так плохо потому, что в течение нескольких лет азартно перекрикивались через целое десятилетие, решительно не замеченное ни теми, ни другими. Культурное пространство семидесятых годов оказалось практически неосвоенным и неописанным, что и создавало иллюзию его необитаемости.

Семидесятых действительно умудрились как-то не заметить. Поэтому шестидесятые годы все продолжались и продолжались. Их фантомная актуальность морально поддерживала одних и явно мешала жить другим. Отсюда и неадекватный накал страстей по поводу того, что объективно давно перешло в чисто историческое измерение.

Аргументация сторон была слабоватой, а тон полемики взвинченным. Впрочем, полемика, как правило, сводилась к монотонным взаимным обвинениям. Одним инкриминировались конформизм и идиотское прекраснодушие. Другим - просто хамство. Но было в числе обвинений одно, которое скорее всего и явилось главной пружиной этой социокультурной склоки. Стороны обвиняли друг друга ни больше ни меньше чем в стремлении к власти, что, к слову сказать, было не вполне несправедливо.

Именно в эти годы и в этой нервной обстановке сказали свое слово "семидесятники": в 1988 году Петр Вайль и Александр Генис закончили и опубликовали на Западе свою книгу "60-е. Мир советского человека".

В предисловии, определяя воображаемого адресата книги, авторы пишут: "Мы ориентировались на достаточно широкий круг людей, в среде которых рождались, жили и умирали идеологические течения или хотя бы идеологические моды. Наверное, этот круг средней интеллигенции, активно заинтересованной в проблемах общественной жизни, условно можно определить как подписчиков "толстых" журналов".

Не могу судить о том, в какой мере я принадлежу к интеллигенции, хотя бы и к "средней", не знаю сам, до какой степени "активно заинтересован в проблемах общественной жизни". Твердо знаю о себе лишь то, что подписчиком "толстых" журналов я не являюсь. Что не мешает мне безоговорочно ощущать себя причастным к тому "достаточно широкому кругу людей", которому адресована книга.

Как определить ее жанр? В издательской аннотации книга названа "уникальным исследованием известных публицистов-эмигрантов". Действительно, если и исследование, то уж, разумеется, уникальное. Для просто исследования книга написана слишком живо, слишком увлекательно, слишком весело, слишком лирично. Необыкновенно стильно. Для "легкого чтения" она, пожалуй, чересчур серьезна, аналитична. Это то ли академизированное эссе, то ли эссеизированный трактат. А скорее всего - и то, и другое.

Цементирующим фактором книги является ее особая авторская интонация и удивительно верно найденный тон, академически сдержанный, но не без провокативности, избегающий пафосности, но не исключающий ни иронических, ни ностальгических обертонов. Мне, принадлежащему тому же поколению, что и авторы, этот хорошо слышный ностальгический мотив, сдерживаемый лишь нерушимой "аналитической" дистанцией, и понятен, и созвучен. Дистанция была нарушена лишь однажды - в главе "Накануне праздника. Школа". Оно и понятно: детство... В этом месте ровный ностальгический фон неожиданно и эффектно взрывается ничуть не стилизованным лиризмом: "...Бывает, что снится слегка морозное утро. Улицы кажутся подчеркнуто пустыми. Еще нет шаров, громкоговорителей, песен. Еще спят взрослые. Еще только строятся ряды на Красной площади. А в воздухе уже разлито застенчивое предвкушение торжества. И даже не нужно, чтобы оно началось. Пусть мир замрет накануне большого праздника".

Изданная "Новым литературным обозрением", чья блестящая издательская стратегия заслуживает отдельного разговора, книга имеет еще двух авторов. Это автор послесловия "живой шестидесятник" Лев Аннинский, как бы вышедший из обозначенного Вайлем и Генисом пространства специально для того, чтобы откомментировать его со стороны. И это художник Олег Смирнов, который создал из фотографий и документов эпохи необычайно убедительный и увлекательный видеоряд, активно и вместе с тем деликатно встроенный в ритмическую структуру издания.

Если после выхода "60-х" и возможно продолжение разговора о шестидесятых, то оно вряд ли возможно без оглядки на эту книгу, чьи тематическая исчерпанность и убедительность построений накрыли собою дискуссионное пространство, как накрывают шалью клетку с разгалдевшимися попугаями.

Дочитав книгу до конца, испытываешь сразу два чувства. Сожаление: закончилось замечательное чтение. Облегчение: шестидесятые годы, кажется, все-таки тоже закончились. Да вроде и пора бы уже...



Источник: "Итоги", №16, 27.08.1996,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
08.02.2022
Книги

Почувствовать себя в чужой «Коже»

Книжный сериал Евгении Некрасовой «Кожа» состоит из аудио- и текстоматериалов, которые выходят каждую неделю. Одна глава в ней — это отдельная серия. Сериал рассказывает о жизни двух девушек — чернокожей рабыни Хоуп и русской крепостной Домне.

Стенгазета
31.01.2022
Книги

Как рассказ о трагедии становится жизнеутверждающим текстом

Они не только взяли и расшифровали глубинные интервью, но и нашли людей, которые захотели поделиться своими историями, ведь многие боятся огласки, помня об отношении к «врагам народа» и их детям. Но есть и другие. Так, один из респондентов сказал: «Вашего звонка я ждал всю жизнь».