Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

26.05.2016 | Нешкольная история

Родные лица. Часть 1

Учебник истории для моих детей

публикация:

Стенгазета


Автор: Анастасия Шеварова, на момент написания работы ученица 9 класса гимназии №12 г.Долгопрудный Московской области. Научные руково-дители Д.Г.Шеваров, Н.В.Петрашова. 3-я премия III Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал
В нашей семье существует традиция – писать воспоминания и дневники. Толстые рукописи воспоминаний оставили два моих прадедушки, прабабушка продолжает работу над своими мемуарами. По нашей просьбе и бабушка записала особенно памятные истории. Когда я читала все это, я поняла, что вызубрить историю по учебнику невозможно, не пережив мысленно всего, что пережили мои предки. Может быть, в учебнике лишь вскользь упомянута дата, которая перевернула всю их жизнь. Я хочу поблагодарить тех, кто писал эти воспоминания, которые трогают лучше всяких книг. Я не хочу забывать моих «пра», их жизнь в этих самодельных книгах, к которым мы с сестрой рисовали иллюстрации не один год, поэтому все они такие разные: на первых страницах просто каракульки, а дальше очень даже ничего.
Жизнь моих прадедушек и прабабушке, дедушек и бабушек – это и моя жизнь, и моих будущих детей. Поэтому свою работу я назвала: «Родные лица. Учебник истории для моих детей».

Глава 1. Мирная жизнь
Год 1900. Рассерженный градоначальник
Вспоминает брат моей прапрабабушки, Богдан Михайлович Комаров:
В сентябре 1900 года я поступил в Одесский университет. В начале декабря закончились лекции осеннего семестра, и по этому случаю был устроен студенческий вечер в здании на Пушкинской улице. В начале предполагалась литературно-музыкальная часть, а потом танцы до утра. В восьмом часу вечера зал заполнился студентами, их родственниками и приглашенными. Среди именитых гостей был и одесский градоначальник сиятельный граф Шувалов. Он был только недавно назначен к нам в Одессу и старался сохранять репутацию особы просвещенной и либеральной.
Хор и оркестр исполнили гимн «Боже, царя храни!», который все выслушали стоя. Затем зазвучал студенческий гимн «Гаудеамус». При звуках нашего гимна все мы снова поднялись, но некоторые, в том числе и граф, продолжали оставаться в своих креслах. И тут чей-то громкий молодой голос воскликнул: «Встать!» Волей-неволей поднялся и граф. Пришлось ему стоять все время, пока звучала наша любимая студенческая песня.
Сразу после этого сердитый градоначальник уехал, а мы еще долго веселились на балу...

Год 1910. Сынок «Бог-с-тобой»
Вспоминает прадедушка Коля (Николай Фролович Шеваров):
Мой отец, Фрол Яковлевич Шеваров был удивительным человеком. На селе его знали по прозвищу «Бог-с-тобой». Эти два слова не сходили у него с уст.
Если к нам кто приходил, то отец обычно приглашал: «Проходи, Бог с тобой, присядь, отдохни, Бог с тобой...» Если про меня на селе спрашивали, чей это паренек, то говорили: «Да это сынок Бог с тобой...»

Он никогда в жизни не пил, не курил, никого и никогда не обидел, не оскорбил. Он даже скотину или птицу не мог обидеть. Никто от него не слышал грубого слова.
Отец был талантлив и знал много деревенских специальностей. Мог срубить избу, сделать мебель, всякий сельхозинвентарь, а лапти он плел такие, что в его лаптях женщины ходили только в церковь к обедне. Он расписывал лапти мелкими узорами из мелких лычек, как кружево.
Но удачи ему в жизни не было. Когда отец работал конюхом, его сильно зашибла лошадь, и он на всю жизнь остался хромым. После этого работал хлебопеком и пекарем в столовой для сезонных рабочих . И вот к этому времени относится одно из первых моих детских воспоминаний. Мне было тогда лет пять. Значит, это был примерно 1910 год. Управляющий имением Шарловский поручил отцу накоптить к Пасхе свиных окороков. Когда окорока были готовы, отец стал переносить их в погреб, на улице было сыро, грязно, это был, очевидно, конец марта. Отец поскользнулся и упал, два окорока у него выпали в грязь. Шарловский быстрым шагом подошел к отцу, который еще не успел встать, и ударил его тростью по спине. Я крикнул: «Не бей тятю!» Шарловский зло посмотрел и ушел в дом. Отец вытер окорока своим кафтаном и отнес в погреб. После этого отца перевели в сторожа.

Год 1911. Наш двор
Вспоминает прабабушка Вера:
Мы жили в Керчи на 2-ой Босфорской улице, нанимали дом со двором (и даже с двумя дворами) и большой террасой. Второй двор у нас назывался – криный двор. Там действительно были куры, утки, гуси, индюки, две цесарки и голубятня с голубями.
Тато очень любил всяких птиц и сам любил подкармливать их. В кабинете у него висело две клетки с кенарами.
Часто ночью раздавались тревожные звонки и тато уезжал к больным. Врач, по старым (увы, не сегодняшним!) понятиям должен был не по обязанности, а по совести подать помощь любому больному в любое время дня и ночи.

Иногда этим пользовались бессовестно, вызывали срочно ночью к больному, не требовавшему такой экстренной помощи. Но, бывало, что приходилось спасать человека и я помню, что тато приходил утром усталый, но какой-то добрый и радостный как человек, совершивший большое, хорошее дело.
Жили мы на этой квартире года до тринадцатого, а потом переехали за город в лазарет, где у нас была большая и славная квартира.

Базар
Сказочный город моего детства... Я вышла на крыльцо и... глазам не поверила. Посреди улицы едут дроги (дроги – это такая длинная, деревянная телега). На этой телеге во всю длину лежит огромная рыба. А хвост этой рыбищи свисает до земли. Потом мне сказали, что это была белуга. Вот такую огромную красавицу выловили в нашем керченском проливе! Я стояла зачарованная, пока дроги с этой сказочной рыбой не уехали далеко-далеко...
Базар был от нас далековато, на берегу залива. Это была сказка (я прожила почти сто лет, а красивее базара не видела, хотя объездила всю нашу страну)

Здесь все было чудесно: горы арбузов и дынь, огромные высокие корзины с яблоками, грушами, виноградом! Все отборное, красивое.
В особый восторг меня приводили рыбные ряды! Почти у самого берега стояли длинные, белого мрамора столы. На них, сверкая чешуей, лежали разные рыбы: камбала, кефаль, скумбрия, осетры, огромные щуки. Все это блестело и переливалось на фоне моря. Множество рыбацких лодок – шаланд причаливали одна за другой прямо к берегу. Все было в непрерывном движении: разгружались рыбные шаланды, выгружались корзины, наполненные рыбой. Рыбаки выплескивали сверкающую рыбу на мраморные прилавки. Загорелые, красивые крымские торговки весело зазывали покупателя.
Удивительно радостные, незабываемые картины нашего живописного керченского рынка, звучащего музыкой говора и моря. Может, это усиливалось моим детским восприятием? Я говорю о музыкальности говора, ведь на рынке звучали языки самых разных народов.
Год 1914. Елка в офицерском собрании
Вспоминает прабабушка Вера:
На Рождество в офицерском собрании в крепости организовывали елку, на которую приглашались все офицерские семьи.

Мы жили не в крепости и начальник крепости присылал за нами карету, обитую внутри бархатом и с маленькими окошечками с двух сторон. (Больше я не видала таких старинных карет и, тем более, не ездила в них).
Зимы в Керчи чаще бывали бесснежными и карета была колесная. Внутри тепло и уютно.
И вот однажды в день праздника я заболела. Была эпидемия свинки и все мои братья уже переболели ею. Я же держалась в сторонке и была здорова до этого, такого ожидаемого дня.
С утра у меня начало болеть горло и припухли железы. Мама сразу же определила – свинка, но температура еще была небольшая.
Я плакала – так мне хотелось поехать на елку. И мама пошла на риск: она не сказала папе, что я заболела, а я крепилась, чтобы он не заметил моей болезни. Мне так хотелось на елку!
И вот вечером я в желанной карете, в уюте ее пыльного бархата и мягких рессор.
Елка была огромная – как всегда в собрании. До самого потолка зала (а потолки были высоченные, этажа в два наших сегодняшних). Она сияла свечами, дети, взявшись за руки, под звуки духового оркестра мчались вокруг елки. Чудесно пахло хвоей и свечами. Незабываемый запах! Ведь елку со свечами не сравнишь с холодным светом, хотя бы и разноцветных лампочек. Было очень весело. Потом раздавались подарки и мы всегда одни из первых уезжали домой, ведь братик Юрик был еще маленький и оставался с няней.
В этот раз мы почему-то задерживались и я с ужасом наблюдала святотатство так мне казалось и в том я уверена и теперь...
Елку, предварительно затушив длинной трубкой свечи, валили на пол и все дети снимали себе игрушки. На меня это произвело такое страшное впечатление...

Когда рухнула огромная красавица-елка и орава детей привычно бросилась обрывать игрушки, ломать ветки… Это было ужасно! До сих пор этого кощунства забыть не могу. Зачем это делалось? Я ревела, папа взял меня на руки – я горела, потрогал горло – оно было вспухшим. Тут уж укутали меня потеплее и мы быстро, в той же карете, уехали домой. По дороге я уснула.
Так окончилась наша последняя елка в крепости. Летом началась война и уже было не до елок. По Черному морю бродили немецкие корабли «Гебен» и «Бреслау». Говорили, что они подходили к самой Одессе. Обстреляли порт. Ждали их и в Крыму. Крепость ощетинилась пушками.
Было не до елок...

Продолжение следует









Рекомендованные материалы


Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 2

Алатырские дети шефствовали над ранеными. Помогали фронтовикам, многие из которых были малограмотны, писать письма, читали им вслух, устраивали самодеятельные концерты. Для нужд госпиталей учащиеся собирали пузырьки, мелкую посуду, ветошь.

Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 1

Приезжим помогала не только школьная администрация, но и учащиеся: собирали теплые вещи, обувь, школьные принадлежности, книги. Но, судя по протоколам педсоветов, отношение между местными и эвакуированными школьниками не всегда было безоблачным.