Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

22.05.2015 | Книга недели

Конвертация уродств

«Советская повседневность» Наталии Лебиной — из числа книг, которые предполагают параллели с современностью

Замечательная книга питерского историка Наталии Лебиной — честный компромисс между серьезной наукой и общечеловеческой понятностью. Конечно, без ссылок на Дюркгейма, Бурдье и прочих «трудных» классиков не обошлось, но они неплохо уравновешены прекрасными историческими байками и анекдотами, а концептуальная строгость нигде не подминает под себя живой, пульсирующий и дышащий исторический материал. Сопоставляя диковинную советскую норму (весьма патологичную) с разнообразными отклонениями от нее (и дикими, и вполне естественными),
Лебина порождает текст не то чтобы легкий, но вполне проницаемый для взгляда читателя без исторического диплома.

Начинает Лебина с вещей простых и материальных — с еды, одежды и жилища. Голод военного коммунизма с его жесточайшей продразверсткой и фактическим отказом от индивидуальной еды (все должны были питаться по карточкам в столовых, где главным блюдом служил неизменный и всесезонный суп из селедки), относительное изобилие НЭПа, «скучная» еда раннего сталинизма и показное великолепие сталинизма позднего — по этим реперным точкам Лебина простраивает историю советского общества в целом. Питание, одежда с ее богатейшей семиотикой подчинения (кожаная куртка способна в 1920-е годы заменить любой мандат), теснота и скученность советского жилья (по большей части коммунального), а также аморальность его приобретения (лучший способ расширить жилплощадь — написать донос на соседа)…
Через обыденное и бытовое у Лебиной прорастает всеобщее, а рассказы про башмачки из кожаных книжных переплетов (их отдельные умелицы из бывших привилегированных сословий мастерили для своих младенцев) или настойчивую пропаганду сои и крольчатины (за неимением пшеницы и говядины) оказываются универсальной матрицей для рассказа обо всей советской эпохе в целом.

Однако во второй половине книги от материального Лебина переходит к социальному, и вот тут-то становится не просто любопытно, но жгуче интересно. Сюжеты про частное и суетное в какой-то момент начинают складываться в истории про важное и общечеловеческое. Обвальный рост самоубийств в 1930-е годы оказывается связан с тем, что прежние — пролетарские — принципы социальной стратификации-де-фактоотменяются, формируется новая элита, а «труженики» — бывшая соль земли — оказываются лишены доступа к материальным благам. Пьянство среди рабочих-депутатов в три раза превышает пьянство тех же самых рабочих, стоящих у станка.
Негласно позволяя гражданам удовлетворять некоторые из своих самых насущных потребностей (в уюте, еде, модной одежде), государство в качестве платы требует от них безусловной лояльности — в том числе и в том, что касается репрессий…

«Советская повседневность» Наталии Лебиной — из числа книг, которые предполагают параллели с современностью. В самом деле, любителям эзопова языка тут будет чем поживиться, однако — и это важно — главная ее ценность все же в другом. Конечно, все мы знаем, что материальное и духовное неразделимы, но лишний раз увидеть, по какому курсу уродство идеологическое конвертируется в уродство бытовое (и наоборот), неизменно полезно и поучительно.

Источник: "Meduza", 15 мая 2015,








Рекомендованные материалы



Путешествие по грехам

Если главные вещи Селби посвящены социальным низам — наркоманам, проституткам, бездомным, то в "Бесе" он изучает самую благополучную часть американского общества. Как легко догадаться, там тоже все нехорошо.


Какой сюжет, когда все умерли?

Взявший в качестве псевдонима русскую фамилию, Володин постоянно наполняет свои тексты осколками русской истории и культуры. У его растерянных персонажей нет родины, но Россия (или скорее Советский Союз) — одна из тех родин, которых у них нет в первую очередь. Тоска по погибшей утопии — одна из тех сил, что несет их по смещенному миру, в котором сошли со своих мест запад и восток, леса и пустыни, город и лагерь, мир живых и мир мертвых.