Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

31.01.2006 | Архив "Итогов" / Общество

Право на отказ

В 1993 г. Конституция гарантировала право на альтернативную службу. Теперь суд решает, где это право, а где обязанность

 Судья: У вас как принято? "Господа" или "товарищи"?

Общественный защитник: А как у вас?

Судья: У нас пока "товарищи".

Военком (судье): У нас с вами принято "товарищи". 

 

В городе Ногинске Московской области в обшарпанном розовом здании на улице Третьего Интернационала судятся эпохи. Товарищ прокурор, Фролова Марина Георгиевна, капитан милиции и ветеран войны в Афганистане, утверждает, что подсудимый Гессе Вадим Александрович, 1977 года рождения, умышленно уклоняется от несения срочной военной службы, за что подлежит лишению свободы в соответствии со статьей 80 Уголовного кодекса.

Послесловие для Стенгазеты. Право на отказ от воинской службы продолжало мерцать еще шесть лет после того, как была написана эта статья. Несколько десятков, а возможно и сотен молодых людей через суд добились соблюдения своего права на альтернативную гражданскую службу. В 2002 году Госдума наконец приняла закон об альтернативной службе. Такой, что реальная альтернатива военной службе фактически перестала существовать. Но это уже другая история.

Господа общественные защитники отвечают, что Гессе сознательно отказывается от военной службы, на что имеет полное право в соответствии со статьей 59 Конституции РФ.

- А Родину не надо защищать? - рычит прокурор, допрашивая подсудимого во время судебного следствия. И подводит итоги в прениях сторон: этот человек никогда не занимался общественно-полезным трудом, и он отказывается служить в нашей доблестной армии, всегда готовой прийти на помощь - и при ликвидации последствий стихийных бедствий, и при уборке урожая. И добить последние бандформирования, посягнувшие на конституционный строй.

По мнению военного комиссара Ногинского района полковника Александра Искоростинского,  Гессе задержан в погоне за длинным рублем, а не за конституционным правом. "Я во время беседы с ним пытался установить, есть ли у него какие-нибудь нравственные убеждения, - заявляет в суде полковник. - Я этого не услышал. Как верующий он себя не проявил. Насколько я мог для себя установить, он тогда зарабатывал большие деньги - я не скажу сколько, я скажу только, что мне такие деньги и не снились, - и он хотел за эти два года сделать себе небольшое состояние".


Кто кого убежденнее?

Вопрос, что такое убеждения и кто их определяет, насколько они убедительны, стоит с тех самых пор, когда отказ от военной службы был впервые узаконен.

В 1919 году Советская Россия стала одним из первых государств, гарантировавших право на отказ от военной службы по убеждениям. Юридическое право на альтернативную службу просуществовало 20 лет. Однако убеждения признавались исключительно религиозные, и их истинность проверяли специальные комиссии.

Период существования формального права на отказ от военной службы почти точно совпал с периодом самой яростной борьбы с религией, поэтому неудивительно, что отказчики подвергались жесточайшим гонениям.

Впрочем, преследования верующих за отказ от воинской службы известны с первых веков христианства. В России же их положение усугублялось тем, что государственная православная церковь не только никогда не запрещала, но и поощряла воинскую службу, приравнивая ее к служению Богу. Отказывались от службы, как правило, представители протестантских общин; духоборы, меннониты, баптисты, адвентисты и другие.

Массовые отказы протестантов, в первую очередь меннонитов, от военной службы и вызвали введение в 1874 году всеобщей воинской повинности. Несколько тысяч протестантов эмигрировали в США и Канаду. Российские власти, опасаясь, что дальнейшая эмиграция членов богатых религиозных общин приведет к тяжелым экономическим последствиям, внесли в Устав о воинской повинности изменения, согласно которым верующие освобождались от ношения оружия и отбывали службу в невоенных ведомствах. Но если преследования отказчиков и прекратились, то ненадолго. Только за период с начала первой мировой войны до апреля 1917 года были осуждены 837 человек, отказавшихся от службы в армии по религиозным убеждениям.

В советское время верующие, чьи убеждения не позволяли им пользоваться оружием или приносить клятву, часто находили негласные компромиссы с армейскими властями. В таких случаях молодые люди подписывали текст армейской присяги с крамольными словами "я клянусь", не произнося ее вслух, и отправлялись служить в стройбат, где им не приходилось марать руки об оружие.

В 70-е годы в Европе набирало силу движение за право на отказ от военной службы не только по религиозным, но и по политическим мотивам. Программным документом этого движения послужил "Манифест против воинской повинности", еще в 1925 году подписанный плеядой мировых гениев, включая Анри Барбюса, Мартина Бубера, Альберта Эйнштейна, Махатму Ганди и Бертрана Рассела.

"Воинская повинность ведет к деградации человеческой личности, к ликвидации свободы", - гласил манифест. Спустя почти 50 лет по Европе покатилась волна арестов молодых людей, явочным порядком заявлявших свое право на отказ от военной службы.

Спустя еще 10 лет, в 1984 году, в Москве был арестован Николай Храмов, видимо, первый советский отказчик по политическим убеждениям. Активист Движения за установление доверия между Востоком и Западом, Храмов заявил, что протестует против войны в Афганистане и требует признания права на сознательный отказ от службы в армии. После четырехмесячного турне по военным тюрьмам, госпиталям и строительным батальонам Дальнего Востока Храмов был признан негодным к военной службе по состоянию здоровья. Так было проще. В мае 1996 года Храмов, секретарь Антимилитаристской радикальной ассоциации, выступил в качестве общественного защитника в деле Вадима Гессе.

Российская Конституция, принятая в декабре 1993 года, гарантирует гражданину право на альтернативную гражданскую службу, "в случае если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы". Есть еще одна статья Конституции, запрещающая принуждение кого бы то ни было к высказыванию убеждений. Из этого, казалось бы, следует, что достаточно призывнику сказать, что он убежденный противник воинской повинности, - и дело сделано. Но и прокурору, и военкому, и даже судье явно претит такая безудержная субъективность, а потому суд над Вадимом Гессе выливается в разбирательство того, в чем убежден подсудимый и насколько. Гессе встает перед судом в нарочито развязную позу стеснительного подростка и монотонно перечисляет свои убеждения: "Я всегда считал, что военная служба, а именно военная муштра и слепое подчинение командованию, убивает внутреннюю свободу, что в конечном счете при всеобщей воинской повинности влияет на общество". Это почти дословная цитата из "Манифеста", но у Вадима Гессе голос измученного скукой троечника, и даже слова, некогда вдохновившие массовое движение, из его уст звучат на удивление неубедительно.

Согласно характеристике из школы № 35 города Воркуты, Гессе учился на "тройки" и "четверки", но при этом он - "мальчик серьезный, разумный, трезвомыслящий. На все вопросы имеет свой взгляд, часто отличающийся от других".

Бабушка Вадима Гессе, Клавдия Ивановна Потрошкова, рискуя смутить внука, пытается убедить суд, что ее мальчик - истинный антимилитарист. "Это человек сугубо мирный, - говорит она, ссылаясь на его страсть к чтению и музыкальное образование. - Может, этого и не стоит говорить, коль здесь мужчины, но он ни разу в жизни не подрался. Вот он выехал в 12 вечера на велосипеде, и у него его отняли".

Унизительное это занятие - доказывать свои убеждения в суде. Бабушка рассказывает, что внук - начинающий торговый агент - не только не зарабатывает много, но и часто ходит голодный. "И еще мое убеждение, - говорит она, - что он не имеет права убивать ни одного чечена, и ни один чечен не имеет права убивать его". Но одно неосторожное предложение может все перечеркнуть. Потому что бабушка добавляет: "Была б армия нормальная, без дедовщины, без Чечни..."

- Но ведь чьи-то дети должны там служить? - спрашивает судья.

- Нет, не должны, - вдруг жестко и почти злобно отвечает Клавдия Ивановна. - В такой армии - не должны!

А в другой? Разве это убеждения, если в плохой армии служить нельзя, а в хорошей -можно? Прокурор Фролова считает, что это не убеждения, а уклонение. Прокурора Фролову трудно убедить. В 1985 году она добровольцем поехала в Афганистан, за что, говорит, благодарит Бога по сей день. "Я увидела совершенно другой мир, там нельзя врать, там есть только "да" и "нет". Может ли она себе представить, что кто-то по натуре своей не приемлет именно такой мир? "Если у меня есть убеждение, что животных нельзя обижать, - предполагает она, жеманно опуская зеленые веки, - то я этого не позволю". А если есть убеждение, что никогда и ни по какой причине нельзя убивать людей? "Этого я не могу себе представить, - простодушно отвечает прокурор. - Это от меня слишком далеко".

При этом прокурор не желает зла подсудимому. Вот только областная прокуратура очень встревожена этим делом, требует обвинительного приговора во что бы то ни стало. И военкомат тоже - даже 40 суток продержать мальчишку в СИЗО пришлось.

 

О чем болит душа военкома

- Этот суд для меня имеет огромное значение, - заявляет в суде полковник Искоростинский,  - потому что сейчас в Ногинском районе складывается неблагополучная ситуация с исполнением конституционной обязанности.

Год назад в призывную комиссию Ногинского района не явились 153 человека, в этом году, по предварительным данным, неявок будет в два раза больше. Плюс из тех, кто явился, человек 20 изъявили желание проходить альтернативную службу. Правда, из них один только Гессе действительно не пошел служить.

Остальным, по словам заместителя военкома подполковника Александра. Середова,  "мы объяснили, что нет такого положения. В результате они понимали, что нет такой возможности и соглашались в соответствии с законом идти на военную службу".

Таким вот образом военкоматы решают проблему отсутствия федерального закона об альтернативной службе. Согласно инструкции Министерства обороны, потенциальным "альтернативщикам" предоставляется право служить в частях, где им не придется иметь дело с оружием - в тех же стройбатах. Конституция между тем гарантирует право на альтернативную гражданскую, а не военную службу. По данным депутата Государственной думы генерала Эдуарда Воробьева, возглавляющего теперь группу по разработке законопроекта об альтернативной службе, в каждый призыв от 500 до 700 потенциальных солдат изъявляют желание проходить альтернативную службу, но подавляющее большинство из них в конце концов все равно оказываются в рядах Российской армии.

"Какая это альтернативная служба, если здесь главные отношения "офицер - подчиненный", и столько времени на ерунду тратится? - вопрошает 19-летний Алексей, солдат стройбата поневоле в одном из подмосковных городов. - Например, кто-то у нас сбежал - так всех гоняют вверх-вниз, потом стоять до отбоя. Или приезжает проверка, нужно форму одежды в порядок привести. Ночь не спишь, приводишь форму одежды в порядок". Последние полгода Алексей тщетно пытается убедить различные судебные инстанции, что оказался в армии вопреки своему законному желанию проходить альтернативную службу.

Алексей - адвентист. Тыча черным ногтем в карманную Библию, он излагает основные причины своего нежелания служить в армии - они мало отличаются от заявленных Вадимом Гессе. "Одна из главных причин, - говорит Алексей, - свобода ограничена. У нас увольнения запрещены, отпуска. Меня чисто неформально отпускают по субботам. Но я же верующий, я никуда не сбегу - что им мешает меня отпустить, когда я отработал свое? Мне ж не только по субботам надо участвовать в жизни церкви. И еще, в Библии есть такая цитата: если можете лучшим воспользоваться, то воспользуйтесь".

Алексей хочет воспользоваться своим конституционным правом на альтернативную службу, о котором он узнал, уже отслужив четыре месяца. В провинции, где он призывался, призывная комиссия ему объяснила, что никакой альтернативной службы нет и быть не может. Теперь областной суд пишет, что с жалобой надо было обращаться в течение десяти дней после решения призывной комиссии. Алексей обратился в Верховный суд, который вернул жалобу в областной, откуда пришла ксерокопия первого отказа.

 

Кампания за отказ

Два раза в неделю в Москве от десяти до тридцати человек собираются в помещении Транснациональной радикальной партии на семинар, посвященный законному отказу от военной службы.

Сергей Сорокин, кандидат химических наук и юрист-самоучка, агитирует аудиторию, состоящую в основном из мам и бабушек призывников, против всевозможных известных ухищрений и способов "откосить", за отстаивание конституционного права на альтернативную службу. Сорокин диктует разработанный им алгоритм: пройти призывную комиссию, подать заявление об альтернативной службе, затем дождаться отказа и повестки "с вещами" и в течение десяти дней подать жалобу на действия военкомата в гражданский суд.

Мамы и бабушки пугаются.

- Это нереально все, - говорит ему одна мама. - Тут же надо знать Конституцию, знать законы. Они же видят, с кем имеют дело, умеют довести человека до того, чтобы он сказал: "Ладно, я пойду". -А вы не позволяйте над собой так... Мама еле сдерживает слезы. В разговор вступает другая:

- А можно я сама отнесу заявление в военкомат? А то я боюсь его туда пускать.

- Чего же вы боитесь? - в изнеможении спрашивает Сорокин и в очередной раз указывает на свои наглядные пособия - самих отказчиков. - Вот видите? Он живой. И он живой.

- Он живой потому, что суда еще не было, - взрывается один из немногих присутствующих призывников. - А вот он пойдет в суд, и его оттуда под белы рученьки - и в Чечню.

И так каждый раз. Но Сорокин несет свой крест с терпением истинного миссионера. За четыре года, по его собственным подсчетам, через его руки прошло около 200 отказчиков, из которых 50 довели дело до суда. Первым, в 1992 году, был его собственный сын. Теперь он и на дело собственного сына ссылается: вот, мол, сидит ребенок дома, и никто его не трогает.

Это правда, но не вся. Действительно, единственный отказчик, временно лишившийся  свободы уже после принятия новой Конституции, - это Вадим Гессе, не подавший вовремя жалобу в гражданский суд не то по собственной халатности, не то (как он утверждает) потому, что хотел привлечь внимание к проблеме отказчиков. Остальные ни в армию, ни в тюрьму не "загремели". Но примерно половине из них суды первой инстанции отказали в удовлетворении жалобы против военкомата. Все те, кто потрудился подать жалобу в Московский городской суд, проиграли и на этом этапе. Верховный суд тоже пока отказывает практически всем.

Главное, на что опираются суды, не признавая права на отказ по убеждениям, - это постановление Верховного Совета от 19 мая 1993 года, "приостанавливающее" действие той части закона о воинской обязанности, в которой гарантировано право на альтернативную службу. Постановление было принято еще до принятия новой Конституции и явно противоречит ей.

В прошлом году один из сорокинских  отказчиков, Максим Костюрин, попытался обратиться в Конституционный суд. Высокий суд, однако, отказался рассматривать дело, а в справке для служебного пользования эксперты суда пояснили, что постановление ВС бесспорно является неправомерным, так как противоречит Основному закону, но Конституционный суд не может снизойти до рассмотрения этого всего лишь постановления.

Между тем, насколько известно, против отказчиков, которым суды отказывают в праве на отказ, никто не возбуждает уголовных дел. Они действительно, как говорит Сорокин, <сидят дома>, причем, разумеется, в отсутствие закона об альтернативной службе, ее они тоже не проходят.

В начале этого года Антимилитаристская радикальная ассоциация - дочерняя организация Транснациональной партии, - под чьей эгидой Сорокин ведет агитацию, объявила о своем намерении сорвать весенний призыв. Под лозунгом <Отказ от военной службы - не только ваше право, но ваш гражданский долг> участники ассоциации распространяют листовки с приглашением на семинары и брошюры с детальным "рецептом" отказа.

Форсирование своих прав в суде - классическая и эффективная тактика борцов за гражданские права во всем мире. "И это очень хорошо, если бы это было в Дании или даже в Греции, - заявляет Валентина Мельникова, пресс-секретарь Комитета солдатских матерей. - Но у нас вот этот мальчонка, Гессе, он лопухнулся. И загремел в СИЗО. То, что мальчонка загремел в СИЗО, - это на совести Сорокина".

Комитет солдатских матерей (КСМ), куда на консультации только в Москве приходят по 500 человек в неделю, рассматривает альтернативную службу как последнее прибежище тех, кто не нашел законного способа получить отсрочку или освобождение от воинской службы.

С материнской заботой КСМ советует наиболее безопасный способ заявления своего права: письмо на имя президента как гаранта Конституции и дальнейшую бюрократическую борьбу за свои права. Комитет не ведет учета избравших этот путь призывников, но, по сведениям Мельниковой, в одном только городке Мичуринске в прошлом году 12 человек, как она выражается, "вступили в переписку с дядей Борей".

- Механика предельно проста, - агитирует Мельникова. - Послать письмо с уведомлением по почте и потом долго состоять с любимым президентом в творческой переписке. Это совершенно безопасный ход, даже в провинции. А вот сунуть мальчонку в СИЗО и потом поднимать тарарам - это очень выгодно. Ну они не думают о том, чтобы было безопасно.

 

Мальчонка выигрывает

Самое веское доказательство убежденности Вадима Гессе хотя бы в собственной правоте, если не в неприемлемости военной службы, пожалуй, то, что, отсидев 40 дней в СИЗО и рискуя лишиться свободы еще на три года, он продолжал настаивать на своем праве на альтернативную службу. Судя по всему, именно это убедило судью.

Молодая судья Елена Раскевич, розовая от волнения, зачитала свой приговор 13 мая. Вероятно, впервые в Ногинском народном суде прозвучали ссылки на Европейскую конвенцию о защите прав и основных свобод человека и Европейскую социальную хартию, к соблюдению которых Россию теперь обязывает членство в Совете Европы.

Не исключено, что впервые судья уличила военного комиссара в "незаконном присвоении прав призывной комиссии" и принятии единоличного решения проигнорировать желание Вадима Гессе нести альтернативную службу. Весьма вероятно, что впервые в подмосковном суде прозвучали следующие слова: "Суд константирует (sic!), что действующее законодательство Российской Федерации во многом не соответствует международным стандартам и принятым нашим государством обязательствам в области прав человека".

Вадим Гессе оправдан за отсутствием в его действиях состава преступления.

На один день Вадим Гессе и его общественные защитники Храмов и Сорокин становятся знаменитыми. Они выступают по радио, а в это время члены Антимилитаристской радикальной ассоциации празднуют победу Гессе, которая удачно совпала с днем рождения их организации. В центре внимания - Клавдия Ивановна Потрошкова, принимающая поздравления за себя и своего внука. "Если 6 вы знали, сколько слез было пролито, - говорит она кому-то из поздравляющих. - И когда с прокурором говорила - плакала. И с начальником тюрьмы, когда Вадим сильно кашлял, - плакала. И с адвокатом - плакала". Она плачет.

Теперь ее слезы можно принять за слезы радости, и кажется, что празднество могло бы происходить, например, во Франции, или Италии, или Испании, где право на альтернативную гражданскую службу отстаивалось несколькими смельчаками в суде. Мешают только кое-какие постсоветские реалии, неудержимо выползающие на поверхность с концом процесса.

В своем кабинете после оглашения приговора судья Раскевич просит дать ей отдышаться, а потом неожиданно заявляет: "Председатель призывной комиссии - глава местной администрации. А у меня, между прочим, все еще нет квартиры".

А Клавдия Ивановна рассказывает, что теперь ей надо отдавать долги. Некую сумму -назначенному судом адвокату, якобы оплачиваемому из государственной казны. Второму государственному адвокату - 500 долларов. Потому что первого заменили вторым. Чтобы вернуть первого, пришлось заплатить 500 тысяч.

Клавдия Ивановна - бывший главный конструктор, работала в Воркуте, поехала туда вскоре после института с мужем. Дочь вышла замуж за сына репрессированных. И дочь, и зять - инженеры, зарплаты не видели с прошлого года, но что могут - посылают. На днях прислали 200 тысяч, из них 180 Клавдия Ивановна заплатила за телефон (еще бы тысяч 700, и его опять включат), осталось 20 тысяч, и то слава Богу, а то в доме - хоть шаром покати. Но ничего - Клавдия Ивановна теперь устроилась на работу курьером, так что долги отдаст. Кто-то пытается дать ей 100 тысяч -"Возьмите, заплатите адвокату, это я за день зарабатываю", - но она яростно отмахивается и, пытаясь сдержать подступающие слезы, смотрит на ноги, на выпирающие из истоптанных до неприличия серых босоножек мизинцы. И плачет безудержно.

Были использованы материалы Александра Левина



Источник: "Итоги", №3, 28.05.1996,








Рекомендованные материалы



Шаги командора

«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.


Полицейская идиллия

Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»