Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

25.07.2012 | Колонка / Театр

Новые формы и старые мастера

Экспериментирующее искусство. Рассуждение о системе координат - ответ Дмитрию Циликину

Требует ли современное театральное искусство каких-либо особых принципов для его понимания или его можно оценивать так же, как это делали много десятилетий подряд? Существует ли «новый театр» как явление или это пиар молодых творцов, желающих угодить вкусам леворадикальных европейских фестивалей? После письма молодых кинематографистов Михалкову, где в сущности, если отвлечься от  архаичной формы и не вполне честных целей, речь шла и о различии подхода к искусству в целом, — общественная дискуссия на эти темы кажется особенно актуальной. Молодым людям не объяснили, чем сегодня является то дело, которым они занимаются. Но скорее всего и старшим это далеко не всегда ясно. «Московские новости» опубликовали две точки зрения на новые театральные формы. Мы публикуем ответ Дины Годер на статью Дмитрия Циликина со ссылкой на эту статью

 

Дмитрий Циликин с заметным раздражением пишет: «Увы, в наше время тотальной извращенности основ приходится повторять казавшееся очевидным». К сожалению, споря с ним, то же могу повторить и я: не думала, что мне придется дискутировать с образованным коллегой о том, что давно обсуждено, исследовано и является нормой жизни искусства. Что придется рассуждать о категориях, которые сегодня кажутся мне весьма туманными в качестве критериев для суждения об искусстве: о профессионализме, об искренности и о прекрасном. Да и о том, что вообще следует считать искусством. Хотя на эти темы приходится говорить часто, объясняя смысл интеллектуального искусства ХХ века, значение манифестарных произведений-жестов, в частности таких, как не любимый Дмитрием «суп Кэмпбэлл» Уорхола. Каждый из нас, наверное, слышал замечания вроде «такой «Черный квадрат» я и сам нарисую, за что только миллионы платят?», насмешки над тем, что в историю искусства вошел купленный в магазине писсуар Дюшана, и иронию по поводу того, что названы музыкой несколько минут тишины в «4.33» Джона Кейджа. Театр в таких досужих спорах редко приводят в пример — ситуация с ним не так наглядна, да и знают его хуже. А между тем современный театр живет по тем же законам, что и остальное искусство.

Отличить аромат от зловония
Дмитрий Циликин о тревожных тенденциях в современном театре

Сразу оговорюсь: я не против, чтобы цвели все цветы. Я против того, чтобы кто-то назначал свои цветы единственно прекрасными. И против признания их прекрасными в равной степени. Потому что, если мы согласимся не видеть разницы между запахом розы и тухлого мяса, поскольку аморфофаллус тоже, типа, имеет право на самовыражение, это приведет к утрате критериев различения аромата от зловония.

Я, к сожалению, не была на питерском фестивале «Радуга» и не видела конкретно тех спектаклей, которые послужили поводом для профессионального раздражения моего уважаемого коллеги. Но я вполне понимаю, о чем речь: мне приходилось видеть другие спектакли Кшиштофа Варликовского, с многосоставной композицией-«пэчворком», и они производили на меня сильное впечатление. Я видела другие постановки Дмитрия Волкострелова по пьесам Павла Пряжко, и это было по меньшей мере любопытно, как и сами провокативные пьесы белорусского драматурга, сделавшего главным событием — отсутствие событий. Я допускаю, что «Африканские сказки Шекспира» и «Злая девушка» на этот раз не удались их авторам, но мы же не об этом, правда?

Как понять, что такое профессионализм в современном искусстве? Умение рисовать, как Айвазовский или Ван Дейк? Но признаемся, что, сегодня живопись в классическом духе будет выглядеть салонной красивостью, место которой скорее на рынке, чем на выставке. В наши дни мы ждем от искусства другого, хотя многие по-прежнему вешают в гостиных морские пейзажи. Мы готовы, сидя в больших залах, восхищаться игрой наших народных артистов в давно поставленных спектаклях, но вы попробуйте перенести эту манеру игры в постановки той же самой новой драмы (пусть даже «так называемой»). Я видела подобные опыты — многие профессиональные актеры с их «подачей», «оценками» и т.д., блиставшие в традиционном, давно ими освоенном театре, здесь выглядели как минимум неуместно. Попробуйте представить себе наших звезд в ироничном западном артхаусе, например в фильмах Коэнов, многие ли из них выдержат такое испытание? Посмотрите, в конце концов, кто снимается в новейшем русском кино, востребованном фестивалями, заметьте, как мало там актеров-мастеров и как много новых актерских лиц, выросших на той же новой драме, требующей других реакций, другого тона. Как много там непрофессиональных актеров. Видимо, именно их требует сегодняшнее искусство, много работающее с категорией достоверности, стремлением к правде, что бы мы ни говорили о «художественном претворении» и «поэзии». Возможно, это реакция на «избыток мастерства» мейнстрима, которое теперь воспринимается как ложь.

Профессионализм, понимаемый как техническое мастерство и оснащенность, кажется мне в современном искусстве категорией архаической. Поскольку речь в первую очередь идет о том, что именно мы хотим сказать. Я смотрю много мультфильмов и вижу, что в то время, как изощренность ремесла и технологическая сложность в массовой анимации растет, в авторской анимации режиссеры и художники (каждый по своему) намеренно отказываются от технических достижений, подробного движения и даже богатого рисунка, они отбрасывают мастерство в поисках новой, свежей интонации, и при этом нисколько не теряют в глубине и содержательности. Кого из них мы назовем шарлатанами?

О чем мы еще говорим: об искренности? Сама по себе она стоит недорого. Искренней глупости вокруг пруд пруди, избави бог от нее. А содержательное высказывание, что в театре, что в других искусствах ценно, даже если искренность — не главное его свойство. Говорим о таланте? Но тут, я боюсь, могут быть разные точки зрения на то, что талантливо, а что нет. Говорим о том, что считать прекрасным? Опять нет общепринятых конвенций. Вот ведь есть люди, которых тошнит от запаха лилий, а есть те, кто покупает духи, пахнущие как асфальт, — что тут считать ароматом, а что зловонием?

Разумеется, все, о чем я говорю, имеет отношение только к искусству, ищущему новые пути, а не к тому, которое играется перед тысячными залами и ездит с чесом по городам и весям. И рассчитано это поисковое искусство не на того зрителя, который, купив билет, считает, что «ему должны предъявить нечто, чего не мог бы он сам», а на того, кто ищет в искусстве какого-то нового смысла.

С начала ХХ века в состав думающего, экспериментирующего искусства входит его саморефлексия. Искусство само спорит с собой, отрицает и заново создает себя и именно так движется вперед. Сегодняшнее интеллектуальное искусство — нравится нам это или нет — одним из своих предметов выбрало свой собственный язык, и разговор о языке театра — один из главных сюжетов пьес Пряжко, выглядящих до примитивности просто. То же относится и к сложным, многосоставным сценариям спектаклей Варликовского. Польский режиссер работает с постмодернистским языком, создающим новый смысл из столкновений, отсветов и влияний давно знакомого — с чем-то вообще не предназначенным для театра. Такой диджеинг еще сильнее работает в экспериментальном кино, где фильм может сочиняться, как прихотливый микст из киноцитат, хроники и фотографий, и действовать на зрителя не только смыслом каждого фрагмента, но ритмом изображения и звука и теми эмоциональными искрами, которые высекаются из неожиданных монтажных столкновений. И в музыке, и в литературе, где композиция из банальных, малоценных фрагментов литературы и обыденной речи создает новый смысл, и новое звучание, и новый контакт с читателем. Как написано в стихотворном тексте работающего таким способом Льва Рубинштейна «Здесь охватывает острейший приступ ностальгии./ Чем это достигается, непонятно». Зачем Варликовский включил в спектакль фрагменты о наготе? Только из шарлатанства, затем, что «каждый имеет право высказаться, и мы обязаны его слушать?» Трудно поверить.

Ну а что касается «чуда ослепительного актерского искусства», какое явили немолодые актеры на праздновании 90-летия ленинградского ТЮЗа, то я охотно верю. В Москве тоже есть такое чудо — сочиненный к 90-летию Вахтанговского театра спектакль «Пристань» с прелестной 95-летней Галиной Коноваловой. Но не знаю такой системы координат, в которой можно было бы этот венок бенефисов поставить в пример Варликовскому. 



Источник: "Московские новости", 3 июля,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
23.02.2022
Театр

Толстой: великий русский бренд

Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.

Стенгазета
14.02.2022
Театр

«Петровы в гриппе»: инструкция к просмотру

Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.