Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

05.06.2012 | Театр

Цейтнот по-немецки

Спектакли Theatertreffen-2012 бьют рекорды длительности

Ежегодный театральный фестиваль в Берлине — грандиозное мероприятие, главной приманкой которого, не считая рынка современной драматургии, дискуссий и презентаций, каждый раз становится программа, составленная из лучших спектаклей театров немецкоязычных стран. Напоминает нашу «Золотую маску», с той разницей, что работу экспертов, собирающих программу, выполняет само состоящее из критиков жюри. На сей раз семь критиков, чтобы выбрать десять лучших постановок, отсмотрели 430 спектаклей.

Выбор экспертного жюри окончательный и обжалованию не подлежит. Что не повод, конечно, прессе не ворчать на вечную тему критериев, а публике практически на каждом представлении делиться пополам: одни кричат «бууу», выражая негодование, другие бурно аплодируют. Поводов предостаточно. Настоящим испытанием для зрителей стала, например, заявленная тема спектаклей — «Время». Сводит с ума не столько сам процесс выколачивания пыли из классиков, в числе которых уже не только Шекспир, но и ушедшая из жизни в 1999 году Сара Кейн, сколько длительность самих постановок. После восьмичасового «Фауста III» по Гете, из трагедии которого протагонист «постдраматического театра» режиссер Николас Штеманн не выбросил ни слова (о чем зрителей оповещала специальная доска, отображавшая количество освоенных гетевских строк), или 12-часового перфоманса по пьесе «Йун Габриэль Боркман» Ибсена, представление о времени действительно радикально меняется. Спектакли, длящиеся два или «три часа без антракта», кажутся уже прочитанным на одном дыхании детским стишком.

Все это не голого эксперимента ради. То или иное количество времени необходимо режиссерам, чтобы зафиксировать деформации, которым подвергается любой существующий объект — будь то канонический текст, неприкасаемый автор или стереотипы восприятия. Бороться с последними начали на первом же спектакле. Три вещи британского драматурга Сары Кейн — «Чистые», «Жажда», «Психоз 4.48» — режиссер Йохан Симонс и мюнхенский Kammerspiele прочли с таким «холодным носом», словно речь шла не о наполненных болью и предсуицидальным бредом строчках, а о партитуре, состоящей из звуков, точек и тире. Прозрачная сценография с белыми бумажными плафонами, которые в конце спектакля начинали таять, как ледяные наросты в отключенном холодильнике, символизировала ту самую «замороженную» во времени Кейн, которую освободи от мрачных биографических проекций — и она зазвучит как Хармс или Беккет новейшего времени.

По-своему чистит текст, снижая пафос, и «Макбет» того же театра в постановке Карин Хенкель. С ведьмами в бальных платьях, эстрадными микрофонами. Как будто эта кровавая трагедия — какой-то неудавшийся школьный выпускной, где хотели сыграть Шекспира, но явился настоящий маньяк, и вечеринка обернулась «английской резней бензопилой». Леди Макбет — первая красавица школы, которой только короны и не хватает, и она зарежет любого, кто встанет на пути. Тюфяк Банко, толстый и завистливый дружок Макбета, может, и сам бы его зарезал, если б выжил. Впечатление производит, впрочем, не столько так себе трактовка, сколько изумительная актриса Яна Шульц в роли Макбета, благодаря которой на проблему гендерной самоиндентификации вдруг смотришь по-другому. Что означает «быть мужчиной» для этого Макбета, похожего на неуверенного подростка? Одет и двигается как мужчина и в то же время перепуган насмерть необходимостью соответствовать. Этот Макбет думает, что мужчиной его сделают поступки. Поэтому режет и убивает. Но не только не обретает себя, а теряет окончательно. Трагедия рока оборачивается трагедий инфантилизма власти — сюжет актуальный не только для жителей Евросоюза.

Деформация, которую производит само время, трудясь над текстами, освобождает режиссеров от излишнего пиетета перед великими драматургами. «Вторая часть у нас слегка просела, — успокаивает публику режиссер «Фауста», — но ведь и у Гете там не очень получилось». В спектакле режиссера Лукаса Лангхоффа «Враг народа» по Генрику Ибсену не имеет значения, в настоящем или прошлом происходит действие. Это особое время «смерти капитализма». От Ибсена — типажи и канонический текст. Из жизни  — Берлинская стена, проблемы мигрантов и обсуждение крайне правых повадок крайне левых. Если Ибсен при такой накладке сохраняется не в полном объеме — это его, Ибсена, проблема. Зато публике все предельно ясно. Когда, например, фру Стокман, объясняющая мужу, во что обойдется семье его правдолюбие, исчерпав все аргументы, берет ведро с краской и крупно пишет на стене Hartz IV. Страшнее перспективы, чем это социальное пособие для потерявших работу, ни один немец в зале действительно представить себе не может. 



Источник: "Московские новости", 21 мая, 2012,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
23.02.2022
Театр

Толстой: великий русский бренд

Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.

Стенгазета
14.02.2022
Театр

«Петровы в гриппе»: инструкция к просмотру

Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.