Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

10.02.2012 | Театр

Пушкин в лесу

Алвис Херманис прочел немцам «Евгения Онегина» в театре Schaubune

Сцена похожа на витрину антикварного магазина. В буквальном смысле, потому что в глубину всякими шкафчиками, диванчиками, стульчиками, столиками и кроватками заставлено от силы два метра полезной площади. В длину пространство кажется необозримым, а в высоту места так много, что на стены комнаты можно проецировать знаменитые полотна «Мишки в лесу» или «Грачи прилетели» или что-нибудь полезное, вроде инструкций по завязыванию галстуков из модного журнала позапрошлого века, а то и просто книжные иллюстрации к «Онегину».

Красиво и познавательно. Но сначала появляются портреты — сотня очаровательных женских мордашек. «У Пушкина было много женщин, — комментирует актер Роберт Бейер, устроившись в уютном кресле. — Сто тринадцать! Странно, да? Был ведь страшен как обезьяна!»

С этого анекдота в духе Хармса Бейер и четверо его коллег — Тильман Штраус, Эва Мекбах , Луизе Вольфрам и Себастиан Шварц — и начинают «переселение» в пушкинскую эпоху. Переодеваются в исторические костюмы и напяливают парики. Дело, надо сказать, почти криминальное в современном европейском театре, всеми табу которого (тексты не инсценировать, эпоху не реконструировать, в допотопных костюмах не играть) знаменитый латыш Алвис Херманис в своем «Евгении Онегине» вроде бы пренебрег. Обкуренный Онегин, приехавший с Гоа на дядины похороны, был бы актуальнее — в смысле отражения современности, до которой немецкий театр добирается быстрее газет.

На самом деле знаток русской-советской ментальности Херманис («Рассказы Шукшина», «Соня», «Обломов» ) никуда от современности не делся. Напротив, в самую заурядную повседневность, только позапрошлого века, он погружается с головой, показывая, как на самом деле эти люди жили. Как ели, пили и валялись на этих самых диванчиках, а потом вставали и со специальным чемоданчиком отправлялись на дуэль — словно на работу. Как чистили зубы и мыли «только видимые части тела», поскольку страшно боялись воды как источника заразы. Помешанные на Alltag (повседневности) немцы смакуют подробности незнакомого им мира с жадностью туристов. Экскурсия по «Онегину» похожа на читку пьесы, прерываемую комментариями. «Пушкин любил ноги», — вдруг сообщает переодевшийся в Александра Сергеевича Роберт Бейер и демонстрирует мебель, ножки которой, укутанные кружевным платком, выглядят очень эротично. Или Ольга — Луизе Вольфрам вдруг возьмет да и расскажет о подштанниках, которые барышни не носили, чтобы «все хорошо вентилировалось», ну разве что только летом, когда много насекомых.

В аутентичные костюмы, дотошно реконструированные Эвой Дезэккер, актеры переходят постепенно. Онегин — Тильман Штраус гримируется под денди, а потом облачается в белые чулки, исподнее, брюки, рюши, воротнички, как водолаз перед погружением — с соблюдением технологий. Так же обстоятельно переодеваются Ленский — Себастиан Шварц и барышни. Этими ритуалами мерится в спектакле Херманиса время ХIХ века. А внимание, уделяемое корсету, мужскому и женскому, — с комментами врачей и рисунками, изображающими стеснение внутренних органов, — вдруг проливает свет на особенности не духовной, а самой что ни на есть телесной жизни пушкинских героев: им было тесно.

И это табу режиссер, получается, не отменил: он не инсценирует текст, а подвергает его структурному анализу — в духе Юрия Лотмана, комментариями которого к «Онегину» и эпохе пользовался. Жаль только про картинки зрителям не объясняют ничего — немецкая публика пялится на хрестоматийный русский ширпотреб со звериной серьезностью. Зато русских в зале можно вычислить на раз. Только они могут смеяться, когда над вскарабкавшейся на шкаф Татьяной — Эвой Мекбах возникает репродукция «Княжны Таракановой» или когда поверх эротических игр Татьяны и Ольги с медвежьей шкурой появляются шишкинские «Мишки в лесу» — как рожки над головой фотографирующихся. Впрочем, даже если не все отсылы читаются, свою функцию — коммуникации — они выполняют. Легко, умно и поэтично зрителю рассказывают о том «Онегине», о котором (если забыть школу и оперные арии), как выясняется, мало что известно. 



Источник: "Московские новости", 1.12.2012,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
23.02.2022
Театр

Толстой: великий русский бренд

Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.

Стенгазета
14.02.2022
Театр

«Петровы в гриппе»: инструкция к просмотру

Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.