Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

29.04.2011 | Театр

Как пляску смерти

В «Сатириконе» Юрий Бутусов поставил «Чайку»

Свою «Чайку» в «Сатириконе» Юрий Бутусов посвятил Валентине Караваевой – когда-то прославившейся в фильме Райзмана «Машенька», но умершей в нищете и забвении, одиноко играя в своей квартире перед любительской камерой Нину Заречную.

Только что назначенный главреж питерского театра Ленсовета, где он пятнадцать лет назад и начинал работу в компании своих актеров-однокурсников Трухина-Хабенского-Пореченкова, пережив обиды, расставания, разочарования, уходы, Бутусов решился сказать то, что он думает об артистах и вообще театре.  И, в сущности, чеховская пьеса была лишь поводом для его бешеного спектакля-крика.

В этой постановке пять актеров и пять актрис  играют чеховскую пьесу, бесконечно меняясь ролями, как будто режиссер на репетициях все время примеривается, так ее трактовать или эдак, какая ему нужна Аркадина или Нина – помоложе или постарше? какой Треплев – понервнее или поэффектнее? Текст пьесы очень сокращен, вернее, в нем оставлены только ключевые, хрестоматийные сцены. Но каждая из них играется по два, три, четыре раза – в разных составах, в разных трактовках, будто режиссер задает себе вопросы: любил ли он ее? а она его? она стала хорошей актрисой или грубой пошлячкой? а поначалу-то талант был? Одни из этих сцен кажутся яркими и свежими (я никогда не слышала такого нежного, почти интимного исполнения монолога «Люди, львы, орлы…», какой получается у Агриппины Стекловой - Нины), другие – проходными, но, не останавливаясь ни на одной, рубя короткие сцены акцентами громкой ритмичной музыки, спектакль несется все дальше, постепенно совсем срываясь с катушек.

«Чайка» получилась очень длинной – четыре  с половиной часа, и идет она с тремя антрактами, будто артистам нужно перевести дух и унять колотящееся сердце. А перед началом и в финале каждого из четырех актов на сцену из зала выскакивает и сам режиссер, как есть – в джинсах и в майке (впрочем, в спектакле и нет исторических костюмов), - и принимается танцевать, а в последнем действии еще и кричать монолог Треплева, пытаясь перекрыть голосом громкую музыку.

Для понимающих театралов именно танец Бутусова – одно из самых острых впечатлений от этого спектакля, верный знак того, что режиссер ставит лирический спектакль о себе.

Глядя на него, я почему-то все время вспоминала, как в «Моей жизни в искусстве» Станиславский рассказывал об открытии Художественного театра, о самой первой премьере, когда, до третьего звонка перед закрытым занавесом, великий режиссер пытался ободрить своих артистов. Но тут  грянула увертюра, заглушая слова, и «ничего не оставалось, как пуститься в пляс»: «Я танцевал, подпевая, выкрикивая ободряющие фразы, с бледным мертвенным лицом, с испуганными глазами, прерывающимся дыханием и конвульсивными движениями. Этот мой трагический танец прозвали потом "Пляской смерти". "Константин Сергеевич, уйдите со сцены! Сейчас же! И не волнуйте артистов!" - грозно и твердо приказал мне мой помощник». Кажется, в этом описании – все подходит к спектаклю Бутусова, но только теперь «танец смерти» исполняется на виду у зрителей и не одиножды, а каждый спектакль. Да и режиссер примеривается к пьесе у всех на виду каждый раз, снова и снова, как в дурном сне.

Честно говоря, я думаю, что этот «внутренний» сюжет обычному зрителю «Сатирикона» непонятен. Скорее всего, публика и вовсе не знает, кто этот человек, который опять и опять выскакивает на сцену и принимается танцевать. Точно так же неискушенный зритель, и в первую очередь тот, который не помнит чеховскую пьесу, не понимает и всего остального, что происходит на сцене. И даже очень подробная программка, где расписано, кто в какой сцене кого играет, ничего не может прояснить. Поэтому с «Чайки» уже после первого акта уходит очень много зрителей, для которых этот спектакль выглядит совершенно закрытым. Впрочем, даже те, кто остается до конца, тоже не столько догадываются, что именно хотел поведать им режиссер, сколько отдаются в его власть, а еще более – во власть энергичного, почти дискотечного ритма спектакля и эффектно мелькающих сцен-клипов. И немногочисленные искушенные театралы чувствуют себя в этом зале одинокими дешифровщиками.



Источник: "Москввские новости", 26.4.2011,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
23.02.2022
Театр

Толстой: великий русский бренд

Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.

Стенгазета
14.02.2022
Театр

«Петровы в гриппе»: инструкция к просмотру

Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.