Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

24.11.2005 | Кино

Папино и но

Новая неопытная публика скоро запутается в Алексеях Германах. Но это и к лучшему

Известие о том, что «Гарпастум» Алексея Германа-мл. выходит не в самый широкий прокат, до его просмотра изрядно удивляло. Как же так? Фильм хорошо приняли на фестивале в Венеции. Судя по описанию, это редкое для нашего кино качественное европейское зрелище - что тебе какая-нибудь «Долгая помолвка» Жана-Пьера Жене: первый российский футбол на фоне Первой мировой 1914-1918 годов. Откровенные эротические сцены с участием Чулпан Хаматовой. Продюсер и соавтор сценария - футбольный спец, издатель и крестный папа российского театрального мюзикла Александр Вайнштейн, для которого касса – понятие не последнее.

Посмотрев наконец «Гарпастум», понимаешь, что прокатчики осторожничают не зря. Это все-таки страшно артистический фильм. Уже тем далекий от основной массы 12-20-летнего кинонарода. Во многом ориентирующийся на другого папу – Германа-старшего, который остается в нашем кино членом триумвирата непререкаемых арт-авторитетов Герман – Сокуров – Муратова, но известен новой аудитории хуже других. Ведь кроме «Хрусталева» он давно ничего не выпускал, а «Хрусталева» видели избранные.

Из Венеции писали, что сюжет «Гарпастума» держится на трех китах: футбол, секс и война. Само диковинное слово «гарпастум» - это название игры в мяч, прафутбола, которым баловались в Древних Греции и Риме. Четвертый, периодически подплывающий для поддержания сюжета кит – тема конца эпохи, за гибелью которой герои, среди которых и артистическая богема дореволюционного Петрограда, наблюдают с печалью и беспомощностью.

Все так – и не совсем. В сердцевине сюжета прежде всего футбол и история четверых друзей, двух братьев – бывших гимназистов и их более юных партнеров, маленького и толстого, до одури увлеченных новомодной игрой, в которой англичане и немцы пока что дают нам сто очков вперед, и мечтающих создать футбольный клуб, построить свой стадион и начистить наконец надменных альбионян.

По форме же «Гарпастум» - чистая германовщина. От папы Алексея Юрьевича в фильм сына Алексея Алексеевича пришла любовь к правдивому быту и особенно грязи с лужами, в которых – в своих белых рубашечках, падая, разбивая лица и измазываясь - и возятся с мячом молодые люди. Футбола в фильме много, подробного, дотошного, что даже утомляет (задним числом кажется, что эпизоды игр можно перетасовать в любом порядке – от этого ничего не изменится). Играют в футбол, замечу, не как сейчас, а наивно, много жонглируя мячом – впрочем, на мой вкус, все-таки слишком в пас и с расстановкой по позициям, как едва ли делали в начале века (судя по хроникам, за мячом, в основном, носились гурьбой, как носятся в регби).

От папы – сам по себе окрас кадра под старину, почти монохромный, с главенствующими красно-коричневыми (мы не про политику) пасмурными тонами, напоминающими о старой фотобумаге «бромпортрет». В таком стиле, создающем иллюзию, будто и впрямь подглядываешь за ушедшей натурой, были сняты и германовский «Мой друг Иван Лапшин», и балабановский фильм «Про уродов и людей» - впрочем, Герман-младший и его оператор Олег Лукичев подчеркивают в пресс-релизах, что при помощи цифровых технологий добились особого цвета, какого не добивался никто и никогда.

От папы – присутствие в кадре вроде бы не нужных людей и звуков, дальних случайных реплик, даже на английском (в эпизоде приезда английских футбольных профи), придающих ситуациям еще более правдивый вид.

От папы – безумная тяга к размывающим изображение дымам и туманам. Тем более, речь-то о Серебряном Веке. «Дыша духами и туманами, она садится у окна». В фильме мелькают Блок, Вертинский, Ходасевич, Ахматова. При этом вдали, опять-таки в традициях Германа-старшего и его фильма «Хрусталев, машину!», едва различимые в утреннем сыром тумане, могут проноситься дорогостоящие для съемок старинные автомобили и пролетки, которые в голливудском фильме про ушедшую эпоху были бы расчетливо выставлены на передний план.

От папы – принципиальная недосказанность или нерасшифрованность многих ситуаций и персон. Блок и Вертинский – это, на самом деле (по давней, уже полузабытой аналогии с Человеком, похожим на Генерального Прокурора), Люди, похожие на Блока и Вертинского. Тот, что похож на Блока, похож еще и на актера Гошу Куценко. Ясно, что эти образы не сумеют дешифровать зарубежные зрители, да и многие наши – но Герман-мл. под таких не подстраивается.

Наконец, от папы - внезапная по контрасту с мирными сценами кровавая жестокость: объявившиеся урки пытают и режут друг друга, а потом медленно, буднично, натуралистически убивают двух героев - одного из футболистов и одну из их девушек.

Интеллигентов Германов, надо сказать, всегда отличало знание урок и доходящее до брезгливости отвращение к ним, за которым скрывается очевидный испуг. Для Германа-старшего, судя по «Хрусталеву», даже энкавэдэшники – и те понятнее. А вот урки – что-то совсем животное, чужое.

Отличие в том, что Герман-младший – во всех смыслах более современный человек. Старший десять лет возился с «Хрусталевым», теперь сто лет возится с «Трудно быть богом». Младший за два года выпустил две картины. Старший – из совсем уже законченных авторов, осуществляющих только те задумки, которые сами вымучили. Младший – в случае с «Гарпастумом» - взялся за продюсерский заказ (впрочем, все равно сделал германовское кино). Старший – вне всех контекстов. Младший, вольно или невольно, соответствует тенденциям. В данном случае, той, что европейское кино накануне чемпионата мира-2006 в Германии сделало шаг по направлению к футболу. Берлинский фестиваль этого года и вовсе с ним братался: оно и понятно, хозяева чемпионата. Вышел «соккерный» фильм «Один день в Европе». Сейчас выходит «Гол!», в эпизодах которого отметятся Рауль, Бэкхем и Зидан. Кустурица – делает документальный фильм о Марадоне.

Другое отличие сына от папы – иное отношение к ушедшей эпохе. Герман-старший всегда дотошно отображал эпоху – что в «Лапшине», что в «Проверке на дорогах», что в «Хрусталеве». Что предвоенную, что военную, что послевоенную. Герман-младший, как более современный человек, прежде всего развивает оригинальную концепцию. А эпоху – подстраивает под нее. Почему мы сказали, что Первая мировая и конец старой России – не главные темы «Гарпастума»? Потому что они присутствуют в фильме только как фон. Война – где-то там, хотя солдат в кадре постепенно прибавляется. Гибель прежних России и эпохи молодые герои, увлеченные своим футболом, даже не замечают. Один из них произносит приблизительно такой монолог: «Тут этот писатель, Блок, все спрашивает меня: когда эта эпоха начала падать? А я откуда знаю? Я и не заметил: начала или не начала».

Фильм не о гибели эпохи, а о молодых поколениях в момент серьезных перемен. О том, что молодому поколению с его новыми увлечениями – хоть футболом - наплевать на тревоги, ценности и легенды поколения старшего.

Не зря оба главных брата-футболиста похожи лицами на современных мажоров-москвичей. «Гарпастум» - даже не про то давнее поколение, а про нынешнее. Которое не понимало истерики пап в момент ухода эпохи советской, слома прежних канонов, потери работы и пр.

Это новое поколение открывало для себя прежде не виданные возможности, заграницу, большие деньги, шло в разбой, кого-то при этом забирали в Чечню, кто-то погибал – поколению было некогда. Не до каких-то там эпох.



Источник: «Русский Newsweek», № 40, 24-30.10,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
21.02.2022
Кино

Сцены супружеской жизни

Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.

Стенгазета
18.02.2022
Кино

«Превращение» в «Паразитов»

Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.