Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

15.06.2007 | Литература

Жизнь при Лосеве

Сегодня исполняется семьдесят лет Льву Лосеву

Льву Лосеву – 70. Кажется, что он в жизни был всегда: его умные, элегантные, многослойные строчки так много лет тебя сопровождают. Но ведь появился он на поэтический свет сравнительно недавно – в 79-м, ему уже было сорок два. Появление это было таким ошеломляющим, что первое прочтение той подборки в парижском журнале «Эхо» помнится, как сегодня. Этим воспоминанием, лучше сказать, откровением – хочется поделиться:  одним напомнить, другим рассказать. Вряд ли когда-нибудь в русской словесности был такой зрелый блистательный дебют.

Здесь приведены лосевские цитаты только из двух его первых книг – «Чудесный десант» и «Тайный советник», просто по ходу перелистывания. Даже не четверостишия, а одна, две, максимум три строки: чтобы острее ощутить мысль, мастерство, изящество.


Когда они ввели налог на воздух...


Росли грибы с глазами там и сям...


«Понимаю – ярмо, голодуха,

тыщу лет демократии нет...»


Плакат с улыбкой Мамлакат.


В кабинете Большого Хамла

поднимаются волны тепла...


Спой еще, Александр Похмелыч...


В грязноватом поезде татарском

подъезжаю к городу Москвы.


Под стрехою на самом верху

непонятно написано ХУ.


Я ясно слышу, что поют – арийцы,

но арии слова не разобрать.


В театре хорошо, когда нас нет.


И дирижер выныривал, как нерпа,

Из светлой оркестровой полыньи...


И бегала старушка-капельдинер

С листовками, как старый нигилист...


Мне кажется порою с перепоя –

нужны России теплые моря!


Мне памятник поставлен в кирпиче

с пометой воробьиной на плече...


Но тянет смолой и серой всерьез

от вечных котлов для тех, кто в Елабуге

деньжат не подбросил, еды не принес.


Не послать ли нам гонца?

Не закласть ли нам тельца?


На две пятых – бог забвенья,

на три пятых – бог воды.


Алеет морозными розами шаль.

И-эх, ничего-то не жаль.


Грамматика есть бог ума.

Решает все за нас сама...


Глаголов русских толкотня

вконец заторкала меня...


Жнут жнецы, и ваятель ваяет,

жрут жрецы, Танька ваньку валяет.


Мы наблюдаем при солнца восходе

круговорот алкоголя в природе...


То ли тряхнуть словарем, как мошною,

то ли отделаться рифмой смешною,

то ли веревочкой горе завить?


И кто-то прижал мое горло рукой

и снова его отпустил.


Иных уж нет, а я далече

(как сзади кто-то там сказал).


Если некого любить,

люди любят Бога.


На пенечке кто сидит?

Я сидит, скучает.


Я сна не торопил, он сразу состоялся...


Вот мы лежим. Нам плохо. Мы больной.


Прошла суббота, даже не напился...


Крути, как хочешь, русский палиндром

барин и раб, читай хоть так, хоть эдак,

не может раб существовать без бар.


А это – зеркало, такое стеклецо,

чтоб увидать со щеткой за щекою

судьбы перемещенное лицо.


День был проглочен с горем пополам,

не позолочен и ничем не запит...


Где племена к востоку от Ильменя

всё делят шкуру неубитого пельменя.


Он возвращается к любимому занятью –

подсчетам ангелов на острие иглы.


Гробы изнутри здесь вроде матраса,

с точки зрения местного среднего класса

смерть – это красиво и как бы сон.


Потом посмотрим, что будет потом.


Что делать – дурная эпоха,

все попросту пишут, да плохо,

что хуже и впрямь воровства.


Хорошего – только война.


Мело весь месяц в феврале.

Свеча горела в шевроле.


Поэт есть перегной, в нем мертвые слова

сочатся, лопаясь, то щелочно, то кисло...


Мораль? Ах, да, мораль. Да ведь она,

как и грамматика, отсутствует в природе.


...Дети как-то без затей

вдруг выросли – и нет детей.


Гляжу на нетолстую пачку оставшихся дней.


Запустим-ка корни в подзол иностранной земли,

чтоб шар этот черный они бы насквозь проросли.


Слова, вы прошлогодняя трава:

вас скосишь и опять вы прорастете...


Что-то кровавое есть

в слове «кроватка».


Поэзия есть базис и надстройка –

поет, как флейта, и скрипит, как койка.


«Чудесный десант» вышел в 85-м, «Тайный советник» – в 87-м. С тех пор прошло двадцать лет. Лосевская поэзия поет звонко, скрипит душераздирающе: как истинный поэт, он пишет всё лучше и лучше. Читать и читать, цитировать и цитировать, выписывать и выписывать. Но в день рождения уместно напомнить о рождении поэта.



Источник: Радио "Свобода", 14 июня 2007 года,








Рекомендованные материалы



Праздник, который всегда с нами

Олеша в «Трех толстяках» описывает торт, в который «со всего размаху» случайно садится продавец воздушных шаров. Само собой разумеется, что это не просто торт, а огромный торт, гигантский торт, торт тортов. «Он сидел в царстве шоколада, апельсинов, гранатов, крема, цукатов, сахарной пудры и варенья, и сидел на троне, как повелитель пахучего разноцветного царства».

Стенгазета

Автономный Хипстер о литературном стендапе «Кот Бродского»

В этом уникальном выпуске подкаста "Автономный хипстер" мы поговорим не о содержании, а о форме. В качестве примера оригинального книжного обзора я выбрал литературное шоу "Кот Бродского" из города Владивостока. Многие называют это шоу стенд-апом за его схожесть со столь популярными ныне юмористическими вечерами. Там четыре человека читают выбранные книги и спустя месяц раздумий и репетиций выносят им вердикт перед аудиторией.