Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

03.04.2007 | Архив "Итогов" / Общество

Что храним — то и имеем

Российские заповедники перед выбором: стоять с протянутой рукой или выходить на панель

С российскими особо охраняемыми природными территориями (ООПТ) в последние годы происходят, казалось бы, взаимоисключающие вещи. С одной стороны, как и все бюджетные организации, заповедники и национальные парки сидят на голодном финансовом пайке - тем более скудном, что у них нет сильных защитников ни в законодательной, ни в исполнительной властях. На их территорию то и дело посягают обзаводящиеся дачами богачи, на их флору и фауну - сидящие без зарплат бедняки, на то и другое - местные власти.

С другой же стороны, именно в последние годы сеть охраняемых природных территорий стремительно растет.

В 1992-1997 годах учреждено 20 новых заповедников и 15 нацпарков, за это время площадь заповедников увеличилась (не только за счет создания новых, но и путем расширения старых) более чем вдвое.

Согласно утвержденному правительством России плану, до 2006 года должно возникнуть еще 65 заповедников. И хотя этот график вряд ли будет соблюден, темпы роста сети природных резерватов впечатляют.

Кажущееся противоречие объясняется просто: Госкомэкология и неправительственные природоохранные организации стремятся застолбить как можно больше земли, не затронутой хозяйственной деятельностью (в России такой земли сейчас около 8 миллионов квадратных километров, из которых все формы ООПТ охватывают менее полумиллиона). Когда будут деньги - свободной земли не будет. Уже сейчас в густонаселенных и рыночно развитых районах (Подмосковье, Черноморское побережье и т. п.) создание заповедников наталкивается на противодействие местных властей, рассчитывающих более выгодно использовать эту территорию (подробнее см. статью на стр. ...). Однако в малолюдной Сибири, на Крайнем Севере и в обезлюдевших в последние десятилетия центральных и северо-западных областях землю пока что отдают легко. Часто при создании нового заповедника назначаются только директор и бухгалтер, или заповедник создается "законсервированным": территория определена, режим заповедности установлен, а никакого персонала нет.

Не важно, если никак не обозначенную границу заповедника будут нарушать охотники или туристы, - важно, что на этой территории уже не будет трубопровода, электростанции или свалки.

"В конце концов на федеральном бюджете свет клином не сошелся, - говорит начальник управления заповедного дела Госкомэкологии РФ Всеволод Степаницкий. - Есть экофонды, в задачи которых входит и финансирование заповедников. Есть региональные и местные бюджеты, помощь международных организаций, частные спонсоры, доходы от собственной коммерческой деятельности. Если директор умеет работать со всеми этими источниками, заповедник может жить неплохо".

Слыша это, многие подчиненные Всеволода Борисовича - и в самом управлении, и в заповедниках - болезненно морщатся. По их словам, в подавляющем большинстве случаев финансирование заповедников из региональных и местных бюджетов - это просто форма хищения. Обычно заповедник оплачивает этими деньгами какую-нибудь работу фирме, тесно связанной с чиновниками, принимавшими решения о выделении бюджетных средств (при этом сильно завышаются расценки, и часто никакой работы не производится вообще), а та делится с высокопоставленными "благодетелями".

Если директор заповедника честный человек и старается не для своего кармана, то кое-что достается и заповеднику, но это совершенно не те суммы, которые значатся в строке местного бюджета.

Переход на местное финансирование, по словам специалистов, чреват и другой опасностью: кто платит - тот и заказывает музыку. Заповедники, которые по замыслу должны быть учреждениями сугубо федерального подчинения, фактически (а отчасти уже и юридически) переходят в совместное ведение центра и субъектов федерации. Все чаще региональные власти всеми правдами и неправдами выкуривают из заповедников чересчур принципиальных руководителей и сажают в их кресла своих людей.

"Но так было всегда, - возражает г-н Степаницкий. - Около половины директоров нам подбирали местные власти. И часто получались отличные директора - такие как Игорь Шпиленок, директор заповедника "Брянский лес". Этот заповедник сейчас можно считать образцовым, а ведь Шпиленок специального образования не имеет, он был учителем русского языка, а потом директором школы. В эту идиллическую картинку, правда, плохо укладывается участие г-на Степаницкого в общественном комитете защиты директора Центрально-Черноземного заповедника Николая Малешина, на увольнении которого настаивала администрация Курской области. Формально начальнику управления достаточно было всего лишь не давать согласия на увольнение своего подчиненного.

Справедливости ради следует сказать, что действия местных властей в отношении ООПТ не всегда разрушительны.

Самый, может быть, впечатляющий пример - инициатива орловского губернатора Егора Строева, договорившегося со своими калужским и брянским коллегами о создании нескольких национальных парков. Что бы ни двигало Егором Семеновичем, в результате складывается уникальная для Европы сплошная полоса природных резерватов от Калуги до украинской границы. Тем самым преодолевается главный недостаток европейских ООПТ - малый размер, не позволяющий обеспечить устойчивое существование популяций крупных или широко кочующих животных. В частности, сейчас в этих парках создается первая полностью вольная популяция зубра.

Еще большие споры вызывает собственная коммерческая деятельность заповедников и в первую очередь так называемый экотуризм - регулярное посещение заповедников организованными группами туристов. Его развитие уже привело к скандалу в Кроноцком заповеднике, ставшим придатком авиатуристической фирмы "Кречет". Договор с ней откровенно нарушал природоохранный статус заповедника, не принося при этом ему заметной выгоды. Впрочем, Степаницкого эта история не смущает: "Договор с "Кречетом" мы будем пересматривать, но это коммерческая фирма, и совершенно естественно, что она думает в первую очередь о своей выгоде. А вот о чем думал директор заповедника, подписывая этот договор?"

Сам Всеволод Борисович видит значение экотуризма не только и даже не столько в приносимых им деньгах.

В недавнем прошлом режим полной заповедности мог соблюдаться лишь до тех пор, пока за каждым лесником и охранником стояла вся мощь тоталитарного государства.

Когда же оно рухнуло, заповедники остались один на один с населением, видевшим в них всего лишь места "царской охоты". (В среде защитников природы встречается такое мнение: пусть, мол, "слуги народа" и в самом деле "отдыхают" в заповедниках - их мало, выезжают они туда нечасто, зато охрана от прочих нарушителей будет обеспечена. Увы, развитое охотхозяйство предполагает повышенную численность дичи, зимнюю подкормку, солонцы и многое другое, что безнадежно искажает естественную экосистему.) Не изменили положения и бурно плодящиеся в последние полтора десятилетия национальные парки, изначально рассчитанные на посещение туристами. Во-первых, к началу их создания большая часть самых подходящих для них мест (красноярские "Столбы", камчатская Долина гейзеров и т. д.) уже входила в состав заповедников. Во-вторых, система национальных парков почти целиком принадлежит Федеральной службе лесного хозяйства, и получить ее согласие на их создание можно было только при условии, что они останутся в ее ведении, а она мало озабочена развитием экотуризма.

По мысли г-на Степаницкого, и в условиях нынешнего бессилия власти, и в чаемом стабильном демократическом обществе заповедники могут существовать, только если население будет понимать и уважать их деятельность.

А для этого надо открыть их для людей, показать им, какими бесценными сокровищами они обладают (хотя многие практики утверждают обратное: уважение к заповеднику тем больше, чем строже соблюдается его режим). И экотуризм для этого - наилучшая форма: люди, идущие за экскурсоводом, не будут разводить костров, рубить деревья или ставить сети. Зато они платят деньги, которые позволяют заповедникам не так сильно зависеть от бюджетных неурядиц и не клянчить у кого попало...

"Да, стоять с протянутой рукой, конечно, стыдно, но заниматься проституцией, по-моему, гораздо хуже, - говорит ветеран заповедного дела, автор проектов нескольких заповедников Феликс Штильмарк. - Российская система заповедников была ценна именно абсолютной неприкосновенностью своих территорий, позволявшей рассматривать их как эталоны природных сообществ. Никакие финансовые или социальные соображения не могут оправдать отказа от этого принципа".

"Сейчас нужно любой ценой сохранить эти территории настолько нетронутыми, насколько это удастся, - возражает Всеволод Степаницкий. - Принцип абсолютной заповедности - это миф, никогда не воплощавшийся на практике. Заповедник - это несколько десятков человек, постоянно находящихся на его территории. У каждого из них есть родственники, друзья, знакомые и т. д. Летом изрядная часть из них приезжает в гости, ходит по территории, собирает ягоды-грибы... Так что это еще очень большой вопрос, в каком случае нарушение заповедности больше".

Но ведь от того, что приедут туристы, сотрудники и их гости никуда не денутся?

В ответ на это г-н Степаницкий излагает новую схему работы заповедника, которую его управление начинает претворять в жизнь.

Традиционной "центральной усадьбы" больше не будет. ("Мы не можем содержать целый поселок, - говорит г-н Степаницкий. - Это все равно нужно было делать, и нынешняя ситуация нас только подтолкнула".) Дирекция и бухгалтерия выводятся в райцентр, где есть органы государственной власти и банк. От научного отдела остается заместитель директора по науке, который заключает договора с учеными на проведение в заповеднике полевых исследований. ("Когда заповедники были островами свободы, классные зоологи и ботаники готовы были ехать в любую глушь. А теперь их туда поди замани!") В самом заповеднике остается экспедиционная база для этих ученых и часть охраны. ("Мы понимаем, что охранник, живущий в соседней деревне, всерьез ловить браконьеров не будет, иначе ему просто не дадут житья. Ну так пусть он бережет заповедник от огня, следит за ограждением и предупреждающими надписями. А браконьерами займется рейдовая оперативная группа, члены которой живут опять-таки не здесь".) Все это должно снизить антропогенную нагрузку на заповедник со стороны его персонала и одновременно увеличить эффективность его служб. Отдельные элементы этой схемы (оперативные группы и т. д.) уже применяются в ряде мест, и даже оппоненты г-на Степаницкого признают их эффективность.

"Сегодня в нашей стране заповедники никому не нужны, - резюмирует Всеволод Борисович. - Если они не получат социальной поддержки, они погибнут. Работники американских национальных парков говорят, что они потратили тридцать лет, чтобы научить Америку гордиться своими парками. Я надеюсь, что наши тридцать лет уже начались".



Источник: "Итоги", №44, 1997,








Рекомендованные материалы



Шаги командора

«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.


Полицейская идиллия

Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»