Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

01.02.2007 | Виньетки

Так держать

Карпалистическая виньетка

    Юре Цивьяну

Впервые на эти мысли меня навели жалобы знакомой, у которой ослабли кисти  рук. Старость, понятно, не радость, зато несколько раз повторенное выражение carpal tunnel звучало интригующе. Вслушавшись, я возвел carpal к хрестоматийному carpe diem, осмыслил загадочный орган как «хватательный» и успокоился.

Но этимологией мне отделаться не удалось. Вскоре заболели мои собственные кисти, особенно левая, так что пришлось пойти к врачу. Вместо шикарного carpal tunnel он произнес обыденное, но не менее устрашающее arthritis и прописал суровую бессолевую диету.

С carpe diem тоже не все оказалось просто. Эта формула из Горация, из заключительной строки его оды «К Левконое». Шервинский переводит: Пользуйся днем, Семенов-Тян-Шанский -- Лови день этот. Оба по-своему правы. Один передает здравую умеренность горациевского совета, другой – парадоксальность (и тем самым проблематичность) попыток ухватить руками время. Но, как любят говорить специалисты, «Мы-то с вами знаем: перевод невозможен». Шервинский вообще отказывается от метафоры, Семенов-Тян-Шанский ее сохраняет, но ценой неуместной романтической шипучести, типа Ловите миг удачи! Пусть неудачник плачет! Мгновенье, ты прекрасно! Продлись, остановись! -- в общем, Играй Адель, Не знай печали!.. 

(1) David West.  Horace Odes I. Carpe diem. Oxford: Clarendon Press, 1995. C. 50-53

И вообще, латинское carpo значит не «хватать, ловить», а «рвать, дергать, резать», а carpe diem – соответственно «срывай, убирай, пожинай день, как урожай»(1).   Глагол взят из лексикона виноделов (недаром серию советов открывает практичное vina liques, «вина цеди»). Оттуда же и метафора, которой облекается рекомендация умерить ожидания. В обоих русских переводах надежду почему-то укорачивают, как нить (2),  но в оригинале ее предлагается подстричь, как лозу (spem longam reseces). Таким образом, жест, прописываемый Левконое, укоренен в привычном для нее хозяйственном опыте (3).  Он столь же оригинален и одновременно деловит, как с полки, жизнь мою достала И пыль обдула. Примеров из Пастернака можно было бы найти множество, но мне дорог этот – сочетанием подспудного виноградного мотива (если вдуматься, кто именно в «Сестре моей жизни» совершает карпальную акцию) с книжным.

(2) Шервинский: Долгой надежды нить Кратким сроком урежь; Семенов-Тян-Шанский: Светлой минутою Нить надежд обрывай.

Сам я – до статей Цивьяна (4)  и боли в кистях – о существовании карпалистики не подозревал и попадавшим иногда в сферу моего внимания карпалистическим прозрениям поражался. Об одном знакомом моя вторая (тогда будущая, потом бывшая, а теперь давно покойная) теща  сказала, что он ей не понравился.

(3)А вот то, чего ей предлагается не делать (гадать о будущем по астрологическим таблицам), как раз выходит за пределы этого опыта, но описывается, хоть и под отрицанием, все равно в карпалистическом коде: nec Babylonios/ temptaris numeros. Русские переводы дают несколько вариантов (Шервинский: И вавилонские Числа ты не пытай, а в другом издании: Брось исчисления Вавилонских таблиц; Семенов-Тян-Шанский: И в вавилонские Числа ты не вникай;  Плунгян: И ни к чему гадать по вавилонским таблицам), но ни один не сохраняет исходного осязательного значения глагола tempto -- «щупать, касаться, трогать».

- Как?!Такой умный! Симпатичный!

- Я всегда смотрю на руки. У него пальцы короткие, толстые, загнуты внутрь. Такие люди обычно эгоисты и скупердяи -- все себе.

Я не нашелся, что ответить, тревожно осмотрел собственные руки и стал пристальнее наблюдать за своим приятелем. Диагноз подтверждался. Что не удивительно -- «себе на уме» большинство людей. А у меня и со скупостью проблемы, хотя руки, благодаря диете, пока не скрюченные. Более того, в моем репертуаре есть нечто, такой скрюченности противоположное и, не исключено, вообще уникальное.  

Читать я люблю лежа, по возможности на солнышке. Но лежа на спине держать перед глазами книгу трудно. Двумя руками – целое дело, а одной неудобно. Рука, при всей ее хватательности, на такое не рассчитана. Четырьмя пальцами ты держишь обложку сзади, большой палец приходится на сгиб спереди, и книга все время хочет закрыться, особенно, если она в твердом переплете. Так вот, эту проблему я разрешил давным-давно, уже не помню, когда. Но помню, что, заметив, как я держу книгу, Таня, во всем требовательная и критичная (в свою карпалистически сознательную маму), посмотрела на меня с уважением.

(4)См., например: На подступах к карпалистике: несколько предварительных наблюдений касательно жеста и литературы// Шиповник. Историко-филологический сборник/ Сост. Ю. Левинг et al.  М.: Водолей Publishers, 2005. C. 505-519

Как и всякая смена культурной парадигмы, решение задачи просто и состоит в  повороте на 180˚. Большой палец переносится за корешок, а остальные четыре плотно поддерживают наклоненную к читателю книгу спереди (см. фото).

Теперь, когда мой вклад в сокровищницу мировых карпальных практик имеет шансы быть оцененным по достоинству, признаюсь, что с этимологией я слегка напутал. Carpal -- не от carpo, а от позднелатинского carpus, «кисть», в свою очередь, восходящего к древнегреческому karpós, которое значит одновременно и «плод», и «кисть», почему по-русски соответствующие суставы и называются кистевыми (а не хватательными). Впрочем, греческий глагол karpóō означает, в зависимости от залога, как «приносить плоды», так и «собирать». Так что все сходится, и в знаменитом carpe (5) проглядывает человеческая  кисть, срывающая  виноградную.

(5)Кстати, carpe замечательно и тем, что это первый и eдинственный в стихотворении императив -- до тех пор все увещевания Левконое (переведенные выше императивами) давались в мягком сослагательном тоне.

Такая живая, гибкая, не скрюченная. А то ведь ни винограда не удержать, ни книги, и горациевским днем останется по-шервински вот именно пользоваться --  безо всякого удовольствия.









***











Рекомендованные материалы



Генерал Гоголь. История одного открытия

« Я стал наделять своих героев сверх их собственных гадостей моей собственной дрянью. Вот как это делалось: взявши дурное свойство мое, я преследовал его в другом званье и на другом поприще, старался себе изобразить его в виде смертельного врага… преследовал его злобой, насмешкой и всем чем ни попало»


Подробности

Он уходит, но загадка недоданных подробностей продолжает, выражаясь поэтически, подобьем смолкнувшего знака тревожить небосклон… И занимает меня до сих пор, полтора десятка лет спустя.