Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

25.07.2006 | Театр

Брук как зеркало Льва Толстого

Многоликий Янус режиссуры, стиль которого не раз менялся до неузнаваемости, в конце жизни впал в немыслимую простоту

Двадцать лет тому назад Брук грандиозным спектаклем "Махабхарата" фактически изменил лицо Авиньонского фестиваля. Именно после этого мультикультурного действа знаменитый форум стал превращаться из смотра достижений французского театра в событие мирового масштаба. Через много лет великий режиссер приехал в Авиньон со своим новым спектаклем "Сизве Банзи мертв". И фестиваль уже не тот, и Питер Брук тоже...

Многоликий Янус европейской режиссуры, стиль которого не раз менялся до неузнаваемости, в конце жизни впал в немыслимую простоту. Его новый спектакль вполне можно представить себе в рамках уличной офф-программы Авиньона, где пластичные и обаятельные артисты рассказывают зрителю незамысловатые истории, припевая, пританцовывая и иногда для пущей выразительности совершая сальто-мортале.

У Брука, как в уличном театре, даже декорации из подбора - картонки, табуретка, какой-то ящик на колесиках. Пьеса, в сущности, тоже из подбора. Старенькая, поношенная, вопиюще бесхитростная, она была написана тремя южноафриканскими драматургами - Атоллом Фугардом, Джоном Кани и Уинстоном Нчоной - более тридцати лет назад, во времена режима апартеида.

Один темнокожий житель ЮАР потерял свои документы. А поди восстанови их в условиях сегрегации и расовых притеснений. И тут у бедолаги появляется шанс получить документы на имя другого человека. Но потеря родового имени для африканца равносильна смерти. Сизве Банзи должен умереть, чтобы жить. Два артиста с африканского континента - один щуплый и подвижный, другой толстый и смешной - рассказывают нам эту историю так, как родители рассказывают детям сказку, чтобы они, увлеченные рассказом, съели свою порцию каши.

Поставь подобный спектакль кто-то другой, его попадание в основную программу Авиньона было бы крайне маловероятным. Но что позволено Бруку, то полезно всем нам. Тут ведь важен не только конечный результат. Тут важен путь, пройденный гением. Весь ХХ век европейские художники вступали во взаимоотношения с искусством примитива, делая его объектом своих эстетических упражнений. Брук решил стать субъектом этого искусства. Брука отчасти можно понять.

Чем дольше существует профессия режиссера, тем прихотливей становятся ее приемы. Брук пытается искупить первородный грех режиссуры, свести театральное зрелище к чему-то первичному, безошибочно воздействующему на зрителя независимо от его образовательного и интеллектуального уровня.

Это попытка отказаться от глубины во имя прозрачности, от интеллектуальности — во имя душевности, от изощренной формы - во имя театральных первооснов. Можно было бы написать: от Режиссуры - во имя Театра, если бы в случае с Бруком эти понятия уже давно не слились воедино.

Похожую эволюцию проделал некогда русский гений Лев Толстой, начавший в конце жизни писать простенькие произведения для крестьян, променявший свой великий дар на чечевичную похлебку общедоступности. У Брука роль русских крестьян играют обитатели африканского континента. Они - гипотетические зрители его последних спектаклей, предельно наивные и душевно подвижные.

О поздних произведениях Толстого один из самых умных людей ХХ века Гилберт Кийт Честертон написал как-то: "Героические попытки вернуться к простоте немного напоминают попытки котенка изловить свой хвост. Кошачий хвост мягок на ощупь и приятно изогнут; однако есть у него немаловажное свойство - он сзади. Так и природа; вся ее суть, вся тайна - в том, что ей положено быть за нашей спиной. Глупо, даже кощунственно думать, что можно увидеть лицом к лицу природу вообще или собственную свою природу". Брук вот уже который год с азартом гоняется за хвостом.

Его театральный руссоизм стоит на том, что примитивность есть состояние человека до грехопадения. Можно, однако, предположить, что это состояние не до, а после. Цивилизация, культура, вся "цветущая" (а иногда и дурнопахнущая) сложность нашей жизни есть окольные пути человечества к утраченной полноте бытия. Если так, усилия великого Брука все же бесплодны. А Сизве Банзи и в самом деле мертв.



Источник: "Известия", 13:57 24.07.2006,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
23.02.2022
Театр

Толстой: великий русский бренд

Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.

Стенгазета
14.02.2022
Театр

«Петровы в гриппе»: инструкция к просмотру

Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.