Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

01.08.2006 | Архив "Итогов" / Просто так

Уже как дома

Текущий поток бытия смывает историческую память

Весь 94-й год я прожил в Германии, где одним из главных моих субботне-воскресных развлечений были регулярные экскурсии по многочисленным блошиным рынкам. Блошиные рынки и вообще вещь захватывающая, а берлинские обладают еще и своей особой спецификой. Дело в том, что в силу историко-географических обстоятельств берлинские "блошинки" - это место особо интенсивных встреч и пересечений культур и эпох. Там с эпической музейной невозмутимостью Западная Европа сосуществует с Восточной, а последние три эпохи немецкой истории безо всякого драматизма уживаются друг с другом. Придя на блошинку, вы там найдете:

серебряный семисвечник,

довоенный патефон с набором пластинок,

семейный фотоальбом (дядя Уве в мундире вермахта, тетя Барбара кормит цыпленка, кузен Петер поет в школьном хоре),

чучело орла с одним, но очень внимательным глазом,

фуражку офицера  армии ГДР,

пятый том из собрания сочинений Хо Ши Мина на немецком языке,

медный семисвечник,

любительский поясной портрет Бисмарка два на полтора за пять марок,

половину чашки с портретом Фридриха Великого,

веймарскую десятимиллиардную купюру,

альбом нацистских марок,

деревянный семисвечник,

пустой корпус довоенного радиоприемника,

кожаную куртку с одним рукавом,

дверную ручку,

телефонную трубку,

внутренности заводного цыпленка,

юбилейный кубок с изображением Эрнста Тельмана в ротфронтовском картузе,

керамический семисвечник,

пачку писем с Восточного фронта,

гэдээровский самоучитель русского языка ("Товарищ, вы не скажете, где находится районный комитет комсомола?"),

семисвечник из нержавеющей стали,

семисвечник из пластмассы,

семисвечник из неведомого материала.

Все это чудесно. Но на явные этнографические впечатления все время накладывался дух неуловимой и необъяснимой ностальгии.

Потом я сообразил: я был со всех сторон окружен вещами и - как мне даже стало казаться - запахами моего детства. Ну конечно же! Это ведь те же самые чашечки-рюмочки-рамочки-пастухи-пастушечки-аккордеончики-патефончики - непременная стилистическая примета жилья 50-х годов. Как же я сразу-то не вспомнил? К кому ведь в дом ни придешь, а там - ВЕЩЬ. "Из Германии... Папка привез... Трофейная..." - небрежно-значительно объясняет одноклассник. Да и у нас, вспоминаю, что-то такое висело в рамочке.

Да, но какое страшное - во всех смыслах этого слова - количество семисвечников. Откуда взялись они в таких  количествах у такого количества "простых немцев"? Об этом лучше не думать. Вынося на рынок свою отработанную рухлядь, люди и даже целые народы изживают собственное прошлое. У немцев же, как всем известно, с прошлым  отношения особые. Но то немцы...

Около Мюнхена есть небольшой уютный городок, до которого добирается линия метро. Езды от центра Мюнхена минут сорок - сорок пять. Городок носит веселенькое имя - Дахау.

В мюнхенском метро напротив меня сидели две пожилые еврейские дамы и разговаривали по-русски. Из их разговора и говора было понятно, что они недавние переселенки, что родом они явно не из столицы, что в Германии им и хорошо, и плохо одновременно. "Я что хочу сказать? В Мюнхене мне как-то не нравится: так много людей, я там все время путаюсь, теряюсь, ужасно устаю. А когда я приезжаю к себе в Дахау, так там  уже я как дома. Я все уже знаю: где какой магазин, где что".

В Дахау. Как дома. И никаких ассоциаций. Одно лишь "где что". Текущий поток бытия смывает историческую память, что, может быть, и плохо, но и нейтрализует генетический ужас, что скорее всего  хорошо.



Источник: "Итоги", №15, 15.04.1997,








Рекомендованные материалы



Имя розы

Однажды она спросила: «Ты ел когда-нибудь варенье из роз?» Ничего себе! Варенье из роз! Какой-то прямо Андерсен! Варенье! Из роз! Неужели так бывает? «Нет, - ответил я с замиранием сердца, - никогда не ел. А такое, что ли, бывает варенье?» «Бывает. Хочешь, я привезу тебе его в следующий раз?» Еще бы не хотеть!


Грибной дождь

Можно, конечно, вспомнить и о висевшем около моей детской кроватки коврике с изображением огромного ярко-красного гриба, в тени которого, тесно прижавшись друг к другу, притулились две явно чем-то перепуганные белочки. Что так напугало их? Коврик об этом не счел нужным сообщить. Одна из первых в жизни тайн, навсегда оставшаяся не раскрытой.